|
Дугин должно быть чувствовал себя просто на вершине блаженства. Вершителем судеб русского государства! НБП и его мальчики и девочки стали тесны Дугину — не знаю собрался ли он заранее или собрался мгновенно покинуть нас. Помню, что в те тяжёлые недели и месяцы я старался минимизировать ущерб. «Лимонка» мало писала о сотрясающих отцов-основателей распрях. Дело в том что гордиться тут было нечем, любой раскол — событие отрицательное. Раскол на бытовой почве низкое явление. Меньшевики и большевики разделились на таковых по политическим причинам. Однако поразмышляв, я пришёл к выводу что партия в этот момент делится на тех, кто хочет до конца дней своих читать умные книги, бравировать своей революционной фразеологией в салонах и газетах и на теле, т.е. пикейных жилетов и на тех, кто желает пройти весь путь какой следует пройти революционной партии. То есть в известном смысле мы и делимся сейчас на меньшевиков-ликвидаторов (Дугин и дугинцы) и сторонников профессиональной революционной партии. «Лимонка» вообще не писала о происходящем расколе пока вкладкой в газету «Завтра» не стал выходить «Вторжение» — редактор г-н Дугин. Он вынес сор из избы и после него пришлось размазывать сор и нам. Тактика умалчивания принесла нам ощутимую пользу, благодаря умалчиванию мы избежали раскола региональных организаций. Только считанные: в Татарстане и Омской области были загублены Дугиным и прекратили своё существование. Но вернёмся к расколу. В Москве конфликт медленно развивался. Дугин не появлялся. Ко мне обратился Валерий Коровин с просьбой позволить ему попытаться вернуть Дугина, уговорить его. Я разрешил. Коровин собрал делегацию и делегация поехала к Мэрлину. И жрец конечно их легко и быстро загипнотизировал. В результате Коровин и компания стали требовать общего собрания , чтобы нам исключит четверых обвиняемых. Валера Коровин в те годы был похож на Шурика из «Истории Ы», «Кавказской пленницы» или «Бриллиантовой руки». Широкоротый, большеухий мальчик в очках, блондин, приехал из Владивостока и жил где-то в Подмосковье. Валера упорно учился в институте. Честный и упрямый Коровин ездил со мной в Ставрополье, где проявил себя очень хорошо. Он дольше всех блуждал в полу-пустынных деревнях полных гусей, ночевал в стогах, единственный сэкономил выданные на агитационную поездку деньги. Для меня он стал, ну если не совестью партии, то хотябы лакмусовой бумагой, по которой я определял честность и чистоту. И вот у меня в квартире на Калошином переулке сидит Валера Коровин и убеждает меня и Андрея Фёдорова выгнать четверых своих товарищей ради Дугина. «Валерий, не надо мне восхвалять Дугина», — в конце концов остановил я его. «Я между прочим знаю Александра Гельевича дольше Вас всех и лучше Вас всех. Мы дружили с ним, вместе основали партию. Я ценю его и тем более не могу понять, почему человек таких высоких качеств вообще мог поставить меня перед такой проблемой. Человек его калибра не должен ставить под угрозу единство партии, какие бы чувства его не обуревали. Ты думаешь, Валера, Вы все мне нравитесь?» «Я согласен, чтобы меня исключили из партии, но чтобы исключили этих четырёх, и чтоб вернулся Александр Гельевич», — голосом загипнотизированного сказал Коровин. «Валера, ты идиот!» — вмешался Андрей Фёдоров. «Если бы эти четверо были виновны, я бы выставил их. Но если я сейчас пожертвую товарищами ради Дугина, завтра он потребует от меня исключить из партии ещё десяток непонравившихся ему людейКирилл и Мишка Хорс между прочим — ветераны партии»., сказал я. «Я попробую уговорить Дугина оставить кого-то из четверых» сказал умный Валера моргая жёлтыми ресницами под очками. «Валера, я Вам разрешил попытаться уговорить Дугина не для того чтобы он использовал Вас как средство давления на меня. |
