|
Розалинда так увлеклась, что совсем забыла об опасностях, с которыми сопряжена была сцена подмены одной девушки другой. Но вот Стивен на цыпочках вошел в некое подобие беседки и тихо позвал: – Где ты, моя дорогая, моя нежная голубка? – Здесь, Клаудио, здесь, – пропела Розалинда. Она уже собиралась кинуться к нему в объятия, как вдруг со всей ясностью осознала, что это не Эдмунд, а Стивен. С Эдмундом поцелуй был чисто игровым, но со Стивеном… Он, видимо, почувствовал то же самое, ибо остановился в ярде от нее, и похотливое чувство, выражавшееся па его лице, сменилось смятением. – Чего вы ждете? – нетерпеливо окрикнул его Томас. – Целуйте же ее! Глубоко вздохнув, Стивен перестал играть похотливого соблазнителя. – Мне еще никогда не приходилось целовать прилюдно женщину, да еще в присутствии ее отца. Даже в театре. Надеюсь, у вас под рукой нет кнута. Томас рассмеялся: – Честно сказать, я как то не подумал об этом, но могу понять ваши опасения. Он повернулся и поманил к себе жену, которая, сидя на одной из задних скамей, болтала с актрисами. – Поди сюда, моя любовь. Мы покажем этому молодому человеку, как это делается. – Лечу, мой герой, – возгласила Мария. Когда мать забралась на сцену, Розалинда слегка отодвинулась, плохо отдавая себе отчет, смеется ли она в глубине души или встревожена. Было бы весьма неловко, если бы их со Стивеном вдруг охватило на сцене сильное физическое влечение. Впрочем, ситуация складывалась столь же комичная, как и та пьеса, которую они репетировали. Дождавшись, пока Мария подойдет ближе, Томас громко позвал: – Где ты, моя дорогая, моя нежная голубка? – Здесь, Клаудио. – Мария кинулась в его объятия. – Здесь! Здесь! Последовал затяжной, истинно драматический поцелуй, который время от времени прерывался репликами Клаудио Он говорил о красоте возлюбленной, говорил, будто у него такое чувство, что он знал ее всегда, а это означает, что Небеса благословляют их соединение. Мария подыгрывала ему так блистательно, что присутствующие не могли удержаться от хохота. Когда показ был окончен, Джессика сказала громким, на весь зал, шепотом: – Родители опять взялись за старое. Когда общее веселье улеглось, наступила очередь Розалинды и Стивена показать, на что они способны. Когда они оказались совсем рядом, она подмигнула ему и прошептала: – Выбора у нас нет. Почему бы нам не получить удовольствие от того, что нам все равно придется сделать. Его глаза насмешливо засветились. Он схватил Розалинду и с неожиданной пылкостью перегнул ее через руку. Она инстинктивно схватилась за него, едва не забыв, что играет комедию. Но, оправившись от первоначального смятения, стала испытывать жгучее удовольствие в его объятиях. Перед публикой не произойдет ничего такого, что ей не стоило бы видеть. Сцена разыгрывается почти в полной тьме, поэтому как актриса она чувствовала себя вправе гладить руками его широкие плечи, тугие мускулы. Она смотрела в туманную глубь его серо зеленых глаз, любовалась его строгими, красивыми чертами. Касалась его губ кончиками пальцев, как часто делают женщины в темноте. Затем глубоким грудным голосом сказала: – Ты даже не можешь себе вообразить, как я ждала этого момента, любимый. – Я так мечтал о тебе, моя голубка, – ответил он. Его глаза горели желанием. – Я так тосковал по тебе в одиноком молчании ночи. Его голос прозвучал с таким сильным чувством, что ее сердце сжалось. Ах, если бы он и в самом деле говорил искренне, что думает. Продолжая вести с ней цветистый диалог, Стивен медленно поднял ее, а сам встал так, чтобы собравшиеся могли хорошо видеть ее лицо. Если бы играл Эдмунд, вдруг подумала Розалинда, он непременно показывал бы всем свой благородный профиль, а ее держал бы спиной к публике. |
