Во дворе скулили собаки. Когда Мартин почти достиг опушки, за спиной раздался грохот и звон битого стекла.
Отец все таки выломал дверь и разбил окно в комнате.
«Проклятье…» – тоскливо подумал Мартин, сворачивая с тропы.
А ведь скоро осень. И Вик непременно заболеет. Потому что окно, как есть, придется заколачивать фанерой – не ждать же от Анатолия, что он догадается его застеклить.
…
«Мартин, ну куда ты?..» – растерянно спросил Вик, давно потерявший направление.
– Не переживай, мы недалеко от дома. Сейчас лесом подойдем к деревне и пойдем искать женщину с огородом, заодно, надеюсь, она тебя покормит.
«А как же папа?..»
– Папа… сегодня хочет побыть один.
Это была ложь. Папа не хотел быть один. Папа был из тех, кто, впав в буйство начинал искать зрителей. Но оставлять Вика на это смотреть, подвергая его опасности Мартин не собирался.
Он остановился, скинул сумку на землю и сел рядом.
Ему очень хотелось поговорить с Виком. Чтобы он понял. Но Мартин никак не мог отыскать для него нужных слов. Не мог сказать, что ему больно видеть, как отец обращается с ним. Что он очень боится умереть, но не только потому, что тогда потеряет доставшиеся ему крохи жизни. Ведь если он умрет – Вик останется один, никто его не уведет от опасности, не накормит, не утешит и не научит дружить с собаками.
А еще Мартин очень хотел бы сказать, что у него хотя и есть странная, почти целиком состоящая из чужих воспоминаний память и удивительным образом возникшая собственная душа… он все еще не понимал, что за мир его окружает, и как в нем жить. Что он сам не взрослый, и что он отчаянно барахтается, порой бестолково и бессмысленно. И что ему тоже нужна помощь. Чтобы Вик не обижался, когда Мартин делает что то не так – он очень старается.
Но Мартин молчал. Вик жил в мире, где люди были равнодушны друг к другу. Ему хватало чужой беспомощности.
– Хочешь… поговорим об этом? – спросил он, резонно рассудив, что со своими переживаниями он как нибудь справится, а вот Вик явно должен быть напуган и его нужно успокоить.
«Я… ничего не понимаю», – ответил Вик.
«Я тоже», – хотел ответить Мартин, но прикусил язык.
– Твой отец… подвержен… дурным привычкам. Когда он выпивает он переносится… в другую реальность. Ему кажется, что там хорошо. Но он путает ее с настоящим миром, и оставаясь там, здесь ведет себя… некрасиво.
«Но ты же тоже в другой реальности?»
Другая. Реальность. Что это за реальность такая – дверной проем и темнота? И реальность ли это вообще.
– Я… это не та реальность. Я ее не путаю с тем миром, в котором все люди живут. И я здесь родился, так уж вышло.
«А ты хотел бы…»
– Хотел бы, – честно признался он, не требуя завершить вопрос.
«И ты бы меня бросил, да?..»
– Вик, я… тебе давал поводы так думать? Думаешь, я это все… чтобы жить? – стараясь скрыть секундную обиду спросил он.
Он сам себе в первый же день честно ответил на этот вопрос. Нет, не для этого. К мальчику он удивительным образом успел привязаться. К тому же это было бы подло и жестоко. А Мартин, хоть был неуклюжим в проявлении чувств, ворчливым и порой не слишком снисходительным к чужим порокам, подлым и жестоким не был точно.
«Нет, я… не то хотел…»
– Вик, я не такой, как твоя мать. И даже не как твой отец. Я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо. И я не просто хочу, я стараюсь это «хорошо» приблизить. Как умею.
– Ты… пойдешь в деревню?
«Нет… ты там что то хочешь, а я не знаю куда смотреть и что просить. |