Такая красивая, такая уверенная, а не может рассказать сказку.
– В далеком королевстве внизу гор, – подсказала она.
– У подножья гор… что же, и правда, девочка жила в далеком королевстве у подножья гор. Жила в замке, который… который был окружен прекрасным садом. – она вдруг протянула руку и сжала пальцы Таши. – Да, садом… полным самых разных цветов. Но больше всего ей нравились…
– Красные, – подсказала Таша.
– Почему красные? – нахмурилась Мари. Таша пожала плечами. Она не знала, как объяснить про красный фломастер и канарейку.
В этот момент в зале зажегся свет. Наталья Сергеевна хмуро посмотрела на Ташу, словно за что то осуждала.
– Я прочитала вашу пьесу. Она отвратительна, – устало сказала она, поворачивая один из стульев и садясь напротив Мари.
– А я так не считаю. Эта пьеса о том, что составляет нашу жизнь.
– Это вашу жизнь оно, может быть, составляет. Здесь школа, поймите. Студия даже не для циничных подростков, стремящихся… к эпатажу. Это школьный театр, к тому же особенный. Директор ничего не сказала вам о цели наших постановок?
– О, ее формулировки были весьма… стандартны, – наморщила нос Мари. Она все еще держала Ташу за руку, и она чувствовала, как медленно согревается черный бархат перчатки.
– Это терапевтический театр. Для детей, которые попали в трудные ситуации. Я собирала своих актеров с разных школ. Я никогда не спрашиваю, какие истории они принесли с собой, только позволяю им проигрывать их на сцене. Эмоции, которых им не хватает, слова, которых они не могут сказать. И поверьте мне, вот эта… пьеса, которую вы с собой принесли… не для этого театра.
Мари нахмурилась. Таша видела, как в ее глазах зажглись злые, колючие искорки.
– Ах вот оно что. Неблагополучные детки, и вы – их благодетель, – прошипела она, вставая. Ее пальцы выскользнули из руки Таши, и она вдруг почувствовала себя обманутой. – Вы, конечно, думаете, что за свою… практику я ни разу не видела неблагополучных детей? Эта пьеса – о любви, побеждающей смерть. О том, что любовь… – она хлопнула в ладоши, – побеждает зависимость.
– Вы можете детям рассказывать эти сказки. Не мне. Ваша пьеса делает героиню сексуальным объектом. Она выставляет напоказ именно то, что привлекает взрослых мужчин в несовершеннолетних девочках, и вы прекрасно это знаете. А делать из мальчика хищника – это же преступление, подростки и так внушаемы, а вы хотите показать им эстетику насилия!
– Вы не можете запретить мне ставить эту пьесу, – напомнила Мари.
– Не могу. А вы, конечно же, не откажетесь от постановки?
Мари развела руками. Таша смотрела и не могла понять, что с ней не так. Она разглядела тайну, но пока не разгадала. Странно, что Наталья Сергеевна не видит ее – взрослым всегда лучше удавалось разгадывать загадки.
Но Таша обрадовалась, что Наталья Сергеевна ничего не заметила. Она поймала тайну, как канарейку в ладони, спрятала от чужих глаз и пообещала себе обязательно рассмотреть ее поподробнее.
– Прекрасно. Я ничего вам не запрещу, Марина, – устало сказала Наталья Сергеевна и встала со стула.
Ее пушистый серый жилет напоминал Таше какую то странную кольчугу – мягкую, узорной вязки, но ни одно слово жало Мари сквозь нее не проникло.
Мари проводила Наталью Сергеевну тяжелым взглядом.
– А она у вас не очень то приятная, не так ли? – рассеянно спросила она.
– Нет, она очень хорошая. Нас всех любит, – вступилась за наставницу Таша. – Просто беспокоится очень сильно. Она знаете, как Ульку любит? И Тимура тоже, хотя и называет глупым. И всех остальных тоже. А еще она внимательная – никто не волновался, когда Слава неделю в школу не ходил, он позвонил один раз, сказал, что заболел. |