Так Наталья Сергеевна к нему домой пришла, и потом всех к нему в гости водила, мы чай с вафлями пили…
– Кто такой Слава? – скривилась Мари.
– А есть у нас мальчик один, такой весь в черном, глаза дурные. Мне родители сказали с ним не дружить, сказали, что он наркоман и… еще кто то, не помню слово. А Наталья Сергеевна говорит, что он хороший. Только глупый. Он мне потом сказал, что отравиться хотел, а она его отговорила, представляете?
– Ее послушать, так все кругом глупые.
– Меня она глупой не называет, – насупилась Таша.
– А как называет? – улыбнулась Мари.
– Мышкой, – нехотя ответила Таша.
Прозвище ей не нравилось. Мышка – маленькая и серая, а она устала быть маленькой и серой. А главное – Таша очень надеялась вырасти и стать заметной. Может быть, красивой, как Улька. Или такой таинственной, как Мари. А мышка всегда будет мышкой, не вырастет ни в кошку, ни в лису, ни даже в канарейку.
– Мышка, прелестно! – непонятно чему обрадовалась Мари. – Расскажи мне, что было дальше с девушкой, которой нравились красные цветы в саду?
– Это взрослые обычно рассказывают сказки детям, – напомнила ей Таша.
– О, нет нет, кто сказал тебе такую глупость? Дети рассказывают лучшие сказки на свете!
Таша задумалась. Посмотрела на темную сцену.
Там, за плотным серым занавесом в пыльном полумраке распускался красный светящийся цветок. Один, второй, третий…
Девушка в белом гриме стояла на краю сцены и смотрела в зал. Красные отблески ложились на ее серое платье, растекаясь по ткани, словно пятна крови.
А цветов становилось все больше и больше, и каждый светился странным, тревожным светом.
– Она запретила сажать в своем саду какие то другие цветы. Сказала, будут только красные, а все остальные приказала вырвать и сжечь.
– Вот как? – кажется, Мари ей не поверила.
– Конечно! Идемте, я покажу! – Таша, внезапно осмелев, схватила ее за рукав и потащила к сцене.
– Смотрите!
Она легко запрыгнула на сцену и зажмурилась. Девушка в сером сидела на краю сцены, низко опустив голову. Мужчина в белом сидел к ней спиной. Таша подошла ближе и заглянула в его глаза. Глаза были страшные – совсем совсем белые, и наполненные красными сполохами, которые отбрасывали светящиеся алые цветы.
– И сказала девушка из замка: «Я не желаю видеть в своем саду других цветов, кроме красных!» Ее послушались, вырвали все остальные – желтые, синие, фиолетовые, все все. Остался только один куст с белыми розами, который принадлежал ее матери! – Таша выпалила эти слова и закрыла глаза, чтобы снова увидеть девушку с черными слезами на белом лице. Она одобрительно кивнула.
Когда Таша открыла глаза, вокруг был только полупустой полумрак сцены. Мари внимательно смотрела на нее, и Таше почему то показалось, что она сердится.
– Я плохо рассказываю?
– Замечательно, Мышка, – улыбнулась она. – Что было дальше?
– А почему я вам рассказываю? Это вы мне обещали сказку! Пойдемте, это же совсем не трудно! – она протянула руку.
Мари посмотрела на часы и тяжело вздохнула. А потом вдруг улыбнулась, и Таше показалось, что она видит совсем другого человека. Словно маска на секунду спала, и показалось настоящее лицо.
Тайна снова толкнулась о ладони маленькой красной птичкой. Чуть увереннее, чуть теплее. Вот вот станет настоящей, сорвется и полетит – когда Таша ее разгадает.
Мари вытянула из прически длинную черную шпильку и положила на край сцены. Растрепала волосы, скинула туфли и поднялась к Таше.
Таша отошла к занавесу и стала наблюдать. Мари сделала глубокий вдох и, раскинув руки, пошла по краю сцены мягким, кошачьим шагом, словно по натянутой веревке. |