как Торрей, перевязанный уже почерневшими от грязи полосами полотна,

стиснув зубы, пытается подняться, опираясь на здоровую руку. Когда отец

уже подтянул ногу, чтобы стать на колено, чернявый шагнул вперед и со

злорадной ухмылкой врезал отцу по руке. Тот вновь рухнул лицом на землю.

Чернявый дробно рассмеялся и произнес с наслаждением в голосе:

  - А это тебе, чтобы получше запомнил.

  Люди куклоса стояли вокруг, вжав головы в плечи и старательно отводя

глаза. Уимон медленно обвел взглядом испуганные лица, а потом повернулся

и, глядя прямо в отвратительную довольную рожу, тихо, но твердо произнес:

  - Тебе лучше меня убить. Потому что я никогда этого не забуду. И когда

вырасту, то, где бы ты ни прятался, я отыщу и убью тебя.

  Чернявый резко оборвал смех:

  - Что-о-о? Ах ты, щенок...

  Он с угрожающим видом тронулся вперед, но откуда-то из глубины тени, со

всех сторон обступившей костер, раздался спокойный голос:

  - Если ты тронешь парня хотя бы пальцем, Гугнивый, тебе придется иметь

дело со мной.

  Чернявый растерянно пялился в темноту, откуда донеслись эти слова, а потом

растерянно пробормотал:

  - Но, Иззекиль, ты ж слышал, что он сказал.

  - Слышал. - Говоривший шагнул вперед и вступил в освещенный круг. Он

оказался высоким, жилистым мужчиной, одетым в такой же наряд, как и

остальные "дикие", - странный головной убор с загнутыми вверх широкими

полями, куртка, обшитая бахромой, такие же брюки и высокая обувь, которая,

как уловил Уимон из их разговоров между собой, называлась "сапоги". - И

полностью его одобряю. Я говорил тебе, чтобы больше ты не распускал руки?

  Уимон внимательно посмотрел на этого человека. Среди тех, что напали на

них позапрошлой ночью и теперь гнали куда-то на север, он его точно не

видел. За прошедшие два дня люди куклоса успели хорошенько рассмотреть

своих похитителей. Главное в них было - высокомерие и грубость. Этот же

был другой. Пожалуй, высокомерия в нем было ничуть не меньше, но ощущалось

и кое-что еще. Что-то, с чем Уимон прежде не сталкивался. Этот человек

обладал здесь большой властью. Во всяком случае, чернявый даже и не

подумал возмущаться. А только уныло затянул:

  - Но, Иззекиль, он...

  Тот, кого назвали этим странным именем, быстро перехватил левой рукой свою

причудливую палку, способную, как все они уже знали, метать убийственный

огонь, и резко, без замаха, выбросил вперед правую руку.

  - А это тебе от меня. Чернявый шмякнулся на землю.

  - Пусть это послужит уроком ТЕБЕ. - С этими словами Иззекиль отвернулся от

ослушника и посмотрел на Уимона.

  - Кем он тебе приходится, парень?

  - Отец. Говоривший кивнул.

  - Что ж, хорошо, господь велел чадам заботиться о своих родителях. - Он

окинул его внимательным взглядом. - Сколько тебе лет, ребенок?

  - Девять.

  Он покачал головой:

  - Ты не очень-то похож на девятилетнего.

  Уимон промолчал. А мужчина наклонился, схватил его за подбородок и,

повернув голову, принялся рассматривать царапины на его лице и худых

ключицах. Потом, подойдя к его отцу, так же тщательно осмотрел и его:

  - Откуда у вас эти царапины? Торрей опустил взгляд и, облизав пересохшие

губы, глухо ответил:

  - Кабан...

  - Ты убил кабана? - удивился Иззекиль.

  - Не я, сын...

  Иззекиль долго буравил Уимона удивленным взглядом, а потом медленно

произнес:

  - Ты пойдешь со мной.

  Но тут со стороны толпы, состоявшей из подошедших похитителей, раздался

сварливый голос:

  - Мы уже заплатили пошлину за проход по вашей земле, Иззекиль.