При появлении премьер
министра минуту назад шум в правительственном зале стих, и Хауден при всеобщем внимании прошел в палату и занял свое место.
Усевшись, он оглядел зал и раскрыл принесенную с собой папку. Не слушая очередного оратора – какого то “заднескамеечника”, явно наслаждавшегося
небывалой для него аудиторией, Хауден еще раз перечитал согласованный текст совместного заявления и вступительную часть своей речи, которая
последует за его оглашением.
Над речью он трудился несколько дней, урывая время между повседневными обязанностями, и завершил ее подготовку сегодня ранним утром после
возвращения из Монреаля. Спать ему пришлось совсем мало, но возбуждение и предощущение судьбоносности момента поддерживали в нем бодрость духа.
Речь, с которой он выступит сегодня в палате общин, в отличие от произнесенных в последние несколько дней была целиком написана им самим. Никто,
кроме Милли, которая перепечатывала черновики, не видел ее и не работал над ней. Поэтому Хауден знал, что все, что он написал и сегодня
произнесет, шло от его сердца. Его предложения изменят ход истории. Для Канады, во всяком случае, на какое то время они будут означать некоторое
ограничение национальной государственности. Но в конечном итоге, он был убежден, преимущества союза перевесят риск противостояния угрозе в
одиночку. Признание реалий требовало мужества и смелости, возможно, много больших, нежели бессодержательные мятежи и бунты против них, которыми
так изобиловало прошлое.
Но поймут ли это другие?
Некоторые поймут. Многие доверятся ему, как и прежде. Других убедят его доводы, а кое кого и просто страх. Значительная часть населения по
своему образу мыслей была уже американской, для них союзный акт покажется логичным и верным шагом.
Но будет также и оппозиция, и ожесточенная борьба. Собственно, борьба уже началась.
Сегодня рано утром он побеседовал по отдельности с каждым из восьми несогласных в кабинете, поддерживавших Адриана Несбитсона. Силой своего
убеждения и личного обаяния ему удалось перетянуть на свою сторону троих, но пятеро остались непреклонными. Они собирались подать в отставку
вместе с генералом Несбитсоном и в качестве независимой оппозиционной группы выступить против союзного акта. Вне всяких сомнений, как минимум
несколько депутатов поддержат их и образуют в палате свою фракцию.
Это был серьезный удар, хотя и не совсем неожиданный. У него было бы больше уверенности, что он перенесет его, если бы за последние недели
популярность правительства не упала столь заметно. Если бы не этот инцидент с судовым зайцем… Чтобы не распалять и без того сжигавший его
изнутри гнев, Хауден решительно выбросил эти мысли из головы. Только сейчас он заметил, что Харви Уоррендер в палате еще не появился.
Отсутствовал и лидер оппозиции Бонар Дейтц.
Кто то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел копну иссиня черных кудрей и воинственно щетинившиеся усы Люсьена Перро. С небрежной
элегантностью – во всем ему свойственной – Перро поклонился спикеру и опустился на пустовавшее место Стюарта Коустона, на минутку вышедшего из
зала.
Перро склонился к Джеймсу Хаудену и прошептал:
– Слышал, нам предстоит драчка.
– Боюсь, что так, – шепнул в ответ Хауден. И с искренней теплотой добавил:
– Не могу выразить словами, как много значит для меня ваша поддержка.
Перро в своей обычной галльской манере пожал плечами, в глазах у него заплясали веселые искорки.
– Будем стоять плечом к плечу, и уж если рухнем, то наделаем шуму. – Все еще улыбаясь, Перро пересел на свое место.
Посыльный положил на стол перед премьер министром запечатанный конверт. |