|
Мы привязали его к стулу. И все это время.., он рычал, пытался броситься на нас.., нес несусветный бред какой то… – Даже не верится, – заметил Хауден. Слишком все это было нелепо, невероятно. Хауден поймал себя на том, что у него дрожат руки. – Просто не верится. – Ничего, поверите, – угрюмо ответил Бонар Дейтц. – Сразу поверите, если увидите Харви сами. – А где он сейчас? – В больнице “Иствью”. В изоляции, так это у них, по моему, называется. После того как нам удалось с ним справиться, жена Харви сразу туда позвонила. Знала, кому звонить. – Это откуда же? – быстро и резко спросил премьер министр. – Судя по всему, для нее это не явилось полной неожиданностью, – объяснил Дейтц. – Харви уже давно лечился. У психиатров. Вы разве не знали? – Понятия не имел, – признался Хауден, ошеломленный и пораженный ужасом. – Как и все остальные, мне думается. Его жена рассказала, что у Харви это наследственное, у них в семье по линии Харви уже были случаи сумасшествия. Как я понял, она сама узнала об этом лишь после того, как они поженились. В свое время, когда Харви еще преподавал, с ним уже случалось нечто подобное, но тогда все удалось замять… – О Боже, – выдохнул Хауден. – Боже милостивый! Едва справляясь с нахлынувшим приступом слабости, он осторожно опустился в кресло. Дейтц сел против него. – А странно, правда, как мало мы знаем друг друга, пока не обрушится что то вроде этого, – тихо и задумчиво произнес Дейтц. В мыслях у Джеймса Хаудена царило полное смятение. Они с Харви Уоррендером никогда не были близкими друзьями, но вот уже столько лет работали вместе… – А как жена Харви все это перенесла? Бонар Дейтц старательно протер очки и вновь водрузил их на нос. – Теперь, когда все кончилось, она на удивление спокойна. Отчасти, похоже, чувствует даже облегчение. Думаю, ей непросто жилось в такой обстановке. – Да, наверное, – протянул Хауден. С Харви Уоррендером все было непросто, мелькнуло у него в голове. Он вспомнил слова Маргарет: “Мне иногда приходит в голову, что Харви Уоррендер слегка тронулся умом”. Тогда он с ней согласился, но у него и в мыслях не было… – Вне всяких сомнений, – вполголоса произнес Бонар Дейтц, – Харви признают душевнобольным. Врачи обычно не спешат с подобным диагнозом, но в данном случае это представляется простой формальностью. Хауден уныло кивнул. По давней привычке он машинально потирал переносицу. Дейтц продолжал: – Мы предпримем все необходимое, чтобы облегчить вашу задачу в палате общин. Я дам знать нашим людям, и вам почти ничего не придется объяснять. И газеты, конечно, сообщать об этом случае не станут. Да, согласился про себя Хауден, какие то определенные приличия газеты пока соблюдали. Тут его посетила внезапная мысль. Облизав сразу пересохшие губы, он нерешительно, запинаясь, спросил: – А когда Харви.., бредил.., он ничего не говорил.., такого особенного? Лидер оппозиции покачал головой: – В основном какие то бессмысленные фразы. Бессвязные слова, что то нечленораздельное на латыни. Я так и не понял. – И все.., ничего больше? – Если вы имеете в виду вот это, – ровным и спокойным голосом ответил Бонар Дейтц, – возьмите, пожалуйста. Из внутреннего кармана пиджака он достал конверт. Адресован он был “Достопочтенному Джеймсу М. Хаудену”. В коряво нацарапанных расползающихся буквах узнавался почерк Харви Уоррендера. Трясущимися руками Хауден вскрыл конверт. |
