Был Нерада моим послушаньем, увидя на тыне

Кожу висящую; ветер ее колыхал. «Как живая, —

Молвил Нерада, – она гибка и вертлява; но краски

Кожи потускли: бледная смерть ее обхватила».

Тем бы и кончилось все, когда б, на беду, не пропела

Птичка. Она недовольна была законною казнью:

Собственным мщеньем себя ей хотелось потешить; к висящей

Коже она подлетела, чтоб оба глаза у мертвой

Выклевать, – что же? Их нет; сквозь пустые скважины также

Видит она, что и внутренность кожи пуста. И к Нераде

Тотчас она полетела. «Тебя обманули; змеиный

Царь не змейку, а змейкину кожу повесил», – пропела

Птичка. Страшно Нерада разгневался; вдруг он явился

Здесь, где тогда я на этом камне лежал и на солнце

Грелся один – при мне ни ужа, ни змеи, ни дракона,

Стражей моих, тогда не случилось; я спал. На громовый

Голос Нерады проснувшись, хотел я вскочить, но, могучим

Взором его обессилен, не мог шевельнуться. «Предатель, —

Старец сказал мне, – меня обмануть тебе удалося:

Призрак за сущность я принял; змеиную кожу пустую

Вместо змеи я предал огню, и виновную спас ты.

Сам за нее наказанье прими. Не сойдешь ты отныне

С этого камня; но будешь здесь не на солнечном свете

Греться – я пламя иное зажгу вкруг тебя; не сгорая,

Будешь гореть в нем, шипя и свистя от тоски и меняя

Кожу за кожей в напрасной надежде, что жар утолится.

Кончатся ж муки твои лишь тогда, как к тебе издалека

Некто придет, самому себе ненавистный и образ

Свой утратить желающий. Если его из средины

Пламени ты позовешь и он бесстрашной стопою

В пламень войдет, чтоб избавить себя от мучений, сильнее

Муки твоей его раздирающих; если достанет

Твердости в нем, чтоб среди нестерпимого жара спокойно

Выслушать повесть твою, – тогда ты спасен, прекратится

В ту же минуту твое наказанье, и сам, по исходе

Года со днем, он все возвратит, о чем сокрушается сердцем.

Но чтоб в страданье своем ты мог к себе издалека

Звать своего искупителя, имя его я открою:

Он называется Налем». С сими словами Нерада

Скрылся, и муки мои начались. Окружала мой камень

Голая степь; вдруг услышал я шорох и треск; озираюсь —

Всюду из трещин земли, как острые иглы, выходит

Пламя, все гуще и гуще растет, все выше и выше

Вьется, все ярче и ярче пылает; прикованный к камню,

Чувствую я, как все подо мною, как все надо мною,

Камень, на коем лежал я, и воздух, коим дышал я,

Мало-помалу в пронзительный жар обращалось; сначала

Было то пламя как тонкая, гибкая травка; слилося

Скоро оно в кустарник густой; напоследок воздвиглось

Лесом широким, в котором каждое дерево было

Все из огня; языками горящими листья шумели;

Ветви со всех сторон вилися, как молнии; в вихорь

Огненный слившись, качались вершины; и дым громовою

Тучей над ними клубился.