Петр Арсентьевич продолжал делиться мечтами с сыном, но тот не мог отвести очарованного взгляда от жемчужины по имени Женя.

– Женя! Женечка! – кричал, нагоняя ее в коридоре. – Ты сегодня вечером свободна?

Евгения даже рассмеялась в ответ на такой нелепый вопрос.

– Конечно, свободна, и мечтаю поскорее добраться домой и лечь спать!

– А я… – пушистые ресницы Игоря дрогнули, – хотел тебя пригласить поужинать в ресторане.

Евгения настолько устала, что потеряла свою обычную кокетливость и стремление очаровывать всех. Она секунду подумала и сказала:

– Поужинать – хорошо!.. А то пока до дому доеду!.. – взглянула на Игоря и вмиг собралась. Спину выгнула, что монмартрская кошечка! – С удовольствием, Игорек! – уже ослепляя черными глазами, кокетливо бросила она и скрылась в гримерной.

Гастроли, как и предсказывал Петр Арсентьевич, начались с триумфа в Ленинграде. Затем Москва восторженно аплодировала первой звезде советского мюзик холла Евгении Рахманиной. После выступлений в Варшаве и Будапеште последовали гастроли в Париже, Мадриде, Праге, Мехико.

В Париже Игорь сказал отцу, что хочет сделать Евгении предложение стать его женой. Отец, от которого Игорь ожидал тут же услышать согласие, задумался и попросил несколько дней на размышление.

– Папа! – возмутился Игорь. – Я ведь не тебе делаю предложение. Чего тебе то думать?!

– Предложение ты делаешь не мне, но введешь ее в нашу семью!

– А разве она тебе не нравится? Ты же сам называешь ее жемчужиной!

– Жемчужина хороша в мюзик холле, а в доме хороша жена! Поверь моему опыту!

– Но я люблю ее!..

– Это заметно!

– Нет, ты мне объясни, о чем ты собираешься думать?! – не отставал от отца Игорь.

Бахарев старший помолчал и все же решился поделиться своими сомнениями.

– Понимаешь, Игорек, она, без обиды будет сказано, не нашего круга!

– Господи, какое это в наше время имеет значение?! – с комсомольским жаром воскликнул Игорь.

– Это, – веско произнес Петр Арсентьевич, – имеет значение во все времена! Кто у нее родители?

– Ну… отца у нее нет, умер. Женя говорила, что он сильно выпивал и однажды упал со стропил при строительстве дома. Он был рабочим.

– Вот! – многозначительно изрек Бахарев старший.

– Мама… – неуверенно продолжал Игорь. – Мама… на каком то заводе работает… то ли формовщицей, то ли кладовщицей…

– Вот и представь, о чем мы с твоей матерью или с Людмилой Савельевной будем разговаривать то ли с формовщицей, то ли с кладовщицей. Представь на минуту ее в нашей гостиной, где со стен смотрят портреты представителей дворянско артистической элиты! А если пойти дальше и представить твоих и ее предков, то получится, что ты хочешь жениться на своей же крепостной девке!

– Папа! Да ты что? – огромные глаза Игоря достигли неимоверных размеров. – Что ты, коммунист, говоришь?!

– А ты не понимаешь? – очень серьезно глядя на него, спросил Петр Арсентьевич. – Ты – мой старший сын! И у меня нет никаких сомнений в этом! Потом я буду стареть, а жены мои будут молодеть, здесь уж все мы, Бахаревы, в пращура Ивана Михайловича, блиставшего при дворе самой Екатерины Великой. Ну так вот, кто их знает, от кого мне преподнесут мои будущие жены сыновей, а ты – кровь моя!

– Папа, у меня просто голова кругом! Ты что, уже хочешь и с Людмилой Савельевной расстаться? Если не ошибаюсь, после мамы она у тебя уже третья…

Петр Арсентьевич недовольно отмахнулся.