— Я не знаю, может быть, она и не в курсе, что там творится. Может быть, или не может быть — я тебе говорю, как есть. Если не веришь, попробуй сходить да посмотреть сам.

— Да я же говорил, — Голицын совсем сник. — Дело в том, что ничего не получается. Я был там сегодня, мне дали отворот-поворот опять под каким-то надуманным предлогом.

— Ну, если уж на то пошло, — сказал я, — давай, я могу помочь тебе пройти туда, и ты увидишь, что я не вру тебе ни единым словом. Ты найдёшь сестру, попробуешь с ней поговорить, опять же. Но за это я тебя тоже попрошу о помощи, — закончил я.

— Какой ещё помощи? — вскинулся Голицын, и тут же в нём заиграл тот самый мерзкий тип, который мне не понравился с самого первого дня.

— Нет, если что, — ответил я, — я тебя, конечно, и так проведу. Но затем, когда ты убедишься, что я не вру, мне нужно будет от тебя кое-что. То есть это не просто «баш на баш». Я тебе и без всяких условий помог бы. Но мне нужна твоя помощь.

— Какая помощь? — Николай смотрел на меня очень настороженно.

— Мне нужно твоё слово, — ответил я.

— Всего лишь? — Николай нахмурился, всё ещё не понимая, о чём идёт речь, а я решил играть в открытую.

— Там же, в институте благородных девиц, — сказал я, — находится девица Медведевых.

И тут у Голицына от одной этой фамилии просто перекосило лицо. У меня появилось впечатление, что он мгновенно вспомнил что-то, и это что-то очень его гнетёт и заботит.

— Но я продолжу, — сказал я. — Вот я хочу вытащить её оттуда, а затем вытащить её брата с каторги. Знаешь почему?

Голицын стоял, не шелохнувшись.

— Потому что я точно знаю, что Земовит ни в чём не виноват. Единственный свидетель, который может это подтвердить, — ты.

Тут мне показалось, что Голицын не то сломался, не то колеблется, но взгляд его, вместо твёрдого и горящего, устремлённого мне в глаза, вдруг погас и переместился вниз, к его же ботинкам.

Поэтому я перевёл дыхание и продолжил:

— Я не знаю, что там Чернышев дал вам с дядей за молчание. Но у меня другой вопрос: что ты хочешь лично за свидетельствование против Чернышевых в этом вопросе?

И теперь Николай снова вскинул на меня глаза, и взгляд его горел ещё пуще прежнего.

— Ни хрена я не хочу, — прорычал он, и я даже сначала подумал, что он мне отказывает. Но он тут же продолжил в той же горячечной манере. — Я хочу, чтобы меня допросили, используя артефакт правды. Я всё скажу, как есть, и чтобы каждое моё слово было записано под протокол.

— Ничего себе, — проговорил я в ответ. — А что случилось-то?

Я даже сам немного был ошарашен его яростным высказыванием. Я подумал, как надо было допечь парня, чтобы он просто отказался от любой помощи в ответ.

Причём кто? Голицын, который раньше так себя точно не повёл бы.

— Нет, кое-что я всё-таки хочу, — нашёлся Николай. — Я хочу, чтобы их имя было изгваздано не хуже, чем наше. Причём для этого есть все основания.

— Ну хорошо, без вопросов, — кивнул я. — Давай мы с тобой договоримся. Мы можем даже обменяться кровными клятвами. Я тебе помогаю вытащить сестру, если у тебя самого не получится или у вас с матерью, а ты мне со своей стороны помогаешь со свидетельскими показаниями против Чернышевых.

— У меня, в общем, только один вопрос, — проговорил Николай.

И вот сейчас я уже явно видел, что он повзрослел. Повзрослел только за время нашего разговора. Сейчас передо мной стоял вполне себе зрелый человек, который решился на что-то невероятное, что изменит его жизнь.