— Это… — Светозаров пожевал губы, тщательно вспоминая, а потом продолжил: — Медведевы… Это не те ли, которые под воду ушли вместе с островами лет тридцать назад?

— Те, те… — кивнул несколько раз Креслав. — Я с её дедом был очень дружен. Мы на рыбалку, на охоту ходили вместе. То у них, то у нас. Ну, а потом случилось несчастье.

— Там же кто-то оставался? Я помню, молодёжь какая-то… Потом они как-то совсем пропали из виду, — проговорил Светозаров. — И, к моему стыду, я совсем упустил их из виду.

— Конечно, пропали, — пробасил Рарогов и расправил плечи. — Потому что два года назад девицу Медведевых попытались снасильничать, а двоюродного брата, который за неё заступился, и на тот момент был главой рода, отправили на каторгу, на стену, на реку Дружба.

— В смысле? — вскинулся Светозаров. — Как это снасильничать?

— Ну, — Креслав поднял руки, — официально всё было совсем не так. Остатки Медведевых путешествовали по уснувшим капищам в надежде, что какое-то отреагирует на них. Хотели дом основать у места силы, земли выкупить по возможности… И вот в одном из имений им встретилась стайка малолетних ублюдков на охоте. Была драка. Со стороны нападавших, которых потом переквалифицировали в пострадавших, были высокопоставленные родственники. А вот у Медведевых таких родственников не оказалось.

— И настолько высокопоставленные? — Светозаров уже не просто спрашивал. Было видно, что он прикидывает варианты, как можно это развернуть в пользу собеседника.

— Выше просто некуда, наверное, — хмыкнул Рарогов.

— Это что же, — напрягся Иосиф Дмитриевич, — кто-то из наших что ли, Светозаровы?

— Нет, ну не настолько высокопоставленных, — покачал головой Креслав. — Кирилл Валерьевич Чернышев, слышал такого? Дядя его в генеральном штабе. И у них всё в порядке, на местах, при хороших должностях. А вот Земовит оказался на Стене, а девочка в Институте благородных девиц, благо хоть не попорчена.

— Ты же понимаешь, — тяжело вздохнул Светозаров, — это получается, что у нас слово девицы против слова племянника начальника генштаба. Даже если мы подключим артефакты, ты сам понимаешь, мы будем просто в замешательстве.

— Да всё я понимаю, — спокойно ответил Креслав, — но дело в том, что свидетель был.

— Так, — Иосиф Дмитриевич собрался. — И что со свидетелем произошло?

— Да ничего особенного, — проговорил Рарогов. — Свидетелю заткнули рот.

— А кто свидетель-то? — продолжал настаивать начальник службы имперской безопасности.

— А вот Николай Голицын, которого ты только что лично имел возможность созерцать, — Рарогов кивнул в нужную сторону.

— Так, спокойно, — проговорил Светозаров и опустил обе руки на раскладной столик, стоявший между ним и Креславом. — Это не является какой-нибудь вендеттой в связи с последними событиями, связанными с дядей Голицыным?

— Ну, знаешь, — ответил Креслав, — отчасти можешь считать и так. В своё время именно Чернышев продвинул Ермолова выше по карьерной лестнице, тот оказался поближе к трону и, скажем так, поближе к императрице. А за это Ермолов заткнул собственного племянника. А тому что оставалось делать? Отца нет, дядя — образец для подражания. Хотя ты знаешь, сам Голицын по морде получил прилично, защищая Медведеву. Всё потому, что та возраста его собственной младшей сестры оказалась. Кстати, она тоже здесь, в Институте благородных девиц.

Светозаров вцепился в волосы и покачал головой.

— Это какой-то змеиный клубок, какие-то конюшни с вечным дерьмом, которое никогда не вычистить. Но с виду всё выглядит прекрасно, с надушенными париками, кринолином, ананасной водой… Изнутри же прогнило до состояния невозможности.