Вагнерианцы блистали в изложении Эмброуза так, как они
блистали в глазах Ганса. Он сурово изгонял со своих страниц малейшие намеки
на сатиру. Боевитые, сумасбродные, тупоголовые партийцы - все были герои и
философы. Все это Эмброуз запечатлял исключительно тонко и точно в ту пору,
когда сердце его пожирал огонь трагического финала. Камрады Ганса по СС
дознаются, что его друг - еврей; он возмущал их и раньше, потому что их
грубый ум говорил им, что он олицетворяет собой индивидуальное, личное
начало в мире, где право на жизнь дано лишь толпе и охотящейся стае. И вот
толпа и охотящаяся стая наваливаются на дружбу Ганса. С милосердием, о
котором сами и не подозревают, они избавляют Ганса от осознания конечного
смысла его открытия. Для него лично это открытие означало бы трагический
перелом всей его запоздалой юности - открытие, что его собственное, личное
убеждение вступило в конфликт с фальшивыми убеждениями, вдолбленными в него
жуликами и надувалами, которых он взял в руководители. Но нет, охотящаяся
стая и толпа не дают Гансу времени придумать для себя свое собственное
суровое наказание; по крайней мере, от этого он избавлен скорой и свирепой
расправой; это досталось в удел Эмброузу, вернувшемуся поездом в Англию.
Такова была эта история, которую популярный писатель растянул бы на сто
пятьдесят тысяч слов. Эмброуз ничего не упустил; все было тут, все тонко и
точно уложилось на пятидесяти страницах.
- Честное слово, Джефри, я считаю это крупным произведением искусства.
- Да, Эмброуз, я это знаю. Я тоже так считаю. Мне бы только хотелось
выбросить спорный материал.
- Не спорный, Джефри. Мы рассчитываем не на спор, а на одобрение. Мы
предъявляем наши верительные грамоты и laissezpasser {Laissez-passer
(франц.) - пропуск.}.
- Рэмпоулу это не понравится, - сказал Бентли.
- А мы не покажем это Рэмпоулу, - сказал Эмброуз.
- Я напал на одно хорошенькое дельце, полковник.
- Будьте любезны говорить мне "сэр" у меня в отделе.
- А может, вам больше понравится "шеф"?
- Вы будете говорить мне "сэр" или скинете форму.
- Чудно, - сказал Безил. - Мне куда больше нравится "шеф". Вот ведь и
Сюзи зовет меня так. Ну ладно, сэр, могу я рассказать вам о своем открытии?
Когда Безил кончил, полковник Плам сказал:
- Возможно, в этом что-то есть. Разумеется, мы не можем ничего
предпринять. Этот Силк известный писатель, работает в министерстве
информации.
- Это очень опасный тип. Я хорошо его знаю. До войны он жил в Мюнхене -
не вылезал из Коричневого дома.
- Очень может быть, но мы не в Испании и не можем арестовывать людей за
то, что они говорят за столиком в кафе. Я не сомневаюсь, что в конечном
счете мы к этому придем, но на нынешней стадии борьбы за свободу это просто
невозможно. |