|
Пожалуй, я могу вам это устроить. - Какое у меня будет звание? - Младший лейтенант, полк "Кросс и Блэкуэлл". - "Кросс и Блэкуэлл"? - Да, строевая служба. - Ого! А вы не можете устроить что-нибудь получше? - За наблюдение за коммунистами - нет. Поймайте мне фашиста - и я, может быть, сделаю вас капитаном морской пехоты. - Тут зазвонил телефон. - Да, это Помза Внубе... Да, да, бомба... Да, нам все известно... Главный священник? Очень прискорбно... Ах, только начальник службы военных священников, и вы полагаете, он поправится? К чему тогда весь этот шум?.. Да, мы в отделе все знаем об этом человеке. Он уже давно числится в нашей картотеке. Он с приветом. Да, да, все верно: папа, рыба, идиот, ваза, ель, тетя - привет. Нет, я не хочу его видеть. Заприте его как полагается. Надеюсь, у нас в здании хватает обитых войлоком камер. Весть о покушении на главного священника дошла до отдела религии министерства информации поздно вечером, когда сотрудники уже собрались уходить. Она вызвала у всех приступ лихорадочной деятельности. - Позвольте, - брюзгливо сказал Эмброуз. - Вам-то все на руку. А вот мне будет в высшей степени затруднительно объяснить это редактору "Воскресного дня без бога в семейном кругу". Леди Сил была потрясена. - Бедняга, - сказала она. - Как я понимаю, он остался совсем без бровей. Опять, наверное, эти русские. III Третий раз со времени возвращения в Лондон Безил пытался дозвониться до Анджелы. Он слушал повторяющиеся гудки - пятый, шестой, седьмой, затем положил трубку. Еще не приехала, подумал он. Хорошо бы показаться ей в форме. Анджела считала звонки - пятый, шестой, седьмой. Затем все стало тихо в квартире. Тишину нарушал лишь голос из приемника: "...Подлое покушение, потрясшее совесть цивилизованного мира. Телеграммы соболезнования непрерывным потоком поступают в канцелярию главного священника от религиозных деятелей четырех континентов..." Она настроилась на Германию; хриплый надменный голос говорил о "попытке Черчилля устроить вторую Атению, бросив бомбу в военного епископа". Она повертела ручку настройки и поймала Францию. Здесь некий литератор делился впечатлениями о поездке на линию Мажино. Анджела наполнила стакан из бутылки, стоявшей у нее под рукой. Неверие во Францию стало у нее своего рода одержимостью. Оно не давало ей спать по ночам и вторгалось в ее дневные сны - длинные, томительные сны, порождаемые снотворным; сны, в которых не было ничего фантастического или неожиданного; чрезвычайно реалистические, скучные сны, которые, как и явь, не сулили радости. |
