– Ну что ты... – пробормотал Леха. – Какое уж тут больно... Пообщавшись с Барыней, я стал законченным мазохистом... Приятно мне, приятно! Так и передай!

– Тьфу ты, – плюнул Хруст. – Шиза маломерная... Так, теперь ты! – драгоценное внимание перешло на меня. – Еще одна головная боль... На кого ты работаешь?

Я хотел было по инерции ляпнуть про «Золотую Антилопу» и Карабаса, но вовремя спохватился – речь шла совсем о другом. Любознательного Хруста интересовало, чьи поручения я выполнял, когда шастал по «Интуристу», когда устраивал переполох возле подъезда на улице Чайковского и когда валил людей Хруста в самых разных местах – возле орловской дачи, в больнице, у двери собственной квартиры... У квартиры, правда, валил хрустовских ребят не я, а Шумов. По шумовской же инициативе потом выкидывали одного хрустящего в окно лоджии. Впрочем, это было слабым оправданием. Шумова, судя по всему, уже нельзя было привлечь к ответственности, а я... Вот он я.

– Глухой? – Хруст угрожающе прищурился. – Один почти слепой, другой почти глухой... На кого...

– На Тыкву, – быстро сказал я, как только ботинок Хруста оторвался от пола. Может, мне нужно было для пущего правдоподобия поупорствовать, получить пару пинков по физиономии, лишиться передних зубов и лишь потом назвать своего «хозяина»...

Может, и так. Только нервы у меня не выдержали, и я раскололся сразу.

– Какого еще Тыкву? – недоверчиво спросил Хруст, ставя ногу на место.

– Да есть тут один деятель... – сказал я, отводя глаза. Мол, мне стыдно, что я заложил шефа. – Этот козел, – кивнул я на Мухина, – кинул его на двести штук «зеленых». Я должен был его найти и вытрясти должок.

– Вытряс? – из вежливости поинтересовался Хруст.

– Нет, – вздохнул я. – Не вышло. Куда‑то он эти бабки запрятал... И не говорит.

– Допустим, – сказал Хруст. – Допустим, что ты и вправду добывал деньги для какого‑то там овоща. А моих людей ты мочил тоже по поручению овоща? Возле дачи одного из карабина завалили, второго почему‑то в кустах под твоими окнами нашли... Они же ничего плохого тебе не хотели. Просто поговорить. Выяснить, кому что нужно. Тебе были нужны деньги, нам был нужен сам этот хмырь. Мы могли спокойно разойтись, не портя друг другу нервы...

– Вот и Костя мне то же самое говорил, – вздохнул я. – Просто я слишком медленно соображаю... Наверное, нужно было договориться.

– А что за Костя? – заинтересовался Хруст. Оставленный без внимания Мухин тем временем подобрал очки, нацепил их на нос и, лежа на боку, внимал нашему разговору, изредка сплевывая кровь на пол.

– Это тот, который из карабина стрелял, – немедленно заложил я Шумова. – И тот, кто вашего парня резиновым членом на лестнице... В смысле, по голове треснул резиновым членом, – уточнил я, увидев, как меняется лицо Хруста и парней, стоявших позади него. – И с балкона выкинуть труп – это тоже была его идея.

– Толковый у тебя приятель, – оценил Шумова Хруст. – Он что, тоже на Тыкву пашет?

Я задумался. Мне нужно было говорить все, что угодно, лишь бы как‑то вывернуться, лишь бы отмазаться, выкрутиться. Или хотя бы потянуть время. Как отнесутся к моим словам Шумов (если он еще жив) или Тыква – это волновало меня в самую последнюю очередь.