4

– Уболтал? – с надеждой спросил Карабас, занося над моим бокалом бутылку мартини.

– Нет, – честно признался я, и бутылка немедленно исчезла из рук Карабаса.

– Ну на нет и суда нет, – мрачно проговорил Карабас, почесывая щетину на щеках. – Закроюсь на санитарный день, пусть привозят свой ОМОН. А ты... – он бросил на меня недовольный взгляд. – Ты иди вытаскивай Антона из сортира. Он снова затащил туда какую‑то девку. Вбей, пожалуйста, в его тупую башку, что он здесь не один, что другие люди тоже хотят...

– Я разберусь, – пообещал я. – Только вот сначала я хотел узнать...

– Чего еще?

– Да вот на днях приходил сюда такой белобрысый парень в очках...

– Твоя подруга его приводила, да? – Карабас расплылся в улыбке, обрадовавшись тому, что память его не подкачала. – Помню я этого друга, помню. И – я тебе уже говорил об этом – знакомая у него рожа. Где‑то я его раньше видел.

– Забудь, – махнул я рукой. – Забудь, что ты его где‑то раньше видел, сосредоточься на том, что он был здесь вчера.

Карабас понимающе кивнул, почесал под мышкой, шмыгнул носом и сказал:

– Ну. Сосредоточился.

– Мне нужно его найти.

– Пф! – затрясся в ироническом хохоте Карабас. – Пф! Иши, Саня, ищи... Только я‑то тут при чем, если я его видел всего полчаса... Он что, твою подругу увел? Пф!

– Не смешно, – сказал я. – Я должен найти этого типа, и точка. А башка у меня не варит. Поэтому я хочу с тобой посоветоваться. Может, у тебя какие‑нибудь идеи возникнут...

– Тогда позвони мне часа в три, – посоветовал Карабас. – Я как раз просплюсь, голова у меня будет более‑менее свежая... Если я сегодня больше не буду пить. А если буду, то позвони часа в четыре.

Меня просто убивало, как они все легко обращались со временем – и Лисицын, и Карабас. «Позвони мне через недельку». «Позвони мне часа в три». Как им объяснить, что у меня нет столько времени, как им объяснить, что я не могу ждать ни до трех, ни до четырех, ни тем более до следующей недели?!

– Будет слишком поздно, – выдавил я из себя. Меня подмывало взорваться отчаянным воплем, заглушить гремевшую из динамиков музыку, чтобы Карабаса акустической волной отбросило к стене и чтобы все бутылки за его спиной разлетелись вдребезги... Но я сдержался, сцепил зубы и выговорил только три слова, которые мог сказать без вреда для Тамары: – Будет слишком поздно.

– Поздно... – проворчал Карабас, автоматически точными движениями вскрывая пивные бутылки и отправляя их по стойке. – Ну а сейчас моя голова тоже ничего не соображает. Эта чертова музыка меня будто молотком лупит по черепу... То ли раньше было – «АББА», Джо Дассен...

Прежде чем Карабас окончательно погрузился в долгое ностальгическое перечисление кумиров своей юности, я успел вставить:

– Он приехал из Якутии. Остановился в «Интуристе». Собирался продавать алмазы. Потом пропал.

– Адриано Челентано, – сказал Карабас, мечтательно прикрыв глаза. – Вот это я понимаю... – Он открыл глаза и с омерзением огляделся вокруг. – Нет, это совсем не Челентано... Куда пропал?

– Вот в этом‑то и вопрос. Я был в «Интуристе», но там им и не пахнет.

– Он продал алмазы, – рассудительно произнес Карабас. – И свалил с деньгами. В Москву или там в Рио‑де‑Жанейро.