Гиви мог наплевать на всякие понятия, припугнуть Тыкву и заставить того отпустить Тамару. Мог, но не сделал. Вот за такие штучки «отморозки» и возненавидели воров, если верить моей книжке!

Как повезло Гиви, что я не «отморозок». Как ему повезло. И как не повезло Тамаре.

С этими грустными мыслями я заснул. А разбудили меня уже самые настоящие «отморозки». Они это умеют.

6

Я с ненавистью шарил руками вокруг, чтобы найти маленькую сволочь, трезвонившую, как пожарная сигнализация, и раздавить ее недрогнувшей пяткой. Но поиски затянулись, и к тому моменту, когда я отыскал мухинский мобильник, я уже более‑менее проснулся и потому крушить телефон не стал.

– Да? – осипшим голосом произнес я в трубку. В ответ издевательским тоном мне сообщили название женского полового органа. Рифма, конечно, но зачем с этого начинать день? Хотя – какой к чертовой матери день?! Я лег спать в районе двух часов дня, а значит, сейчас... Сейчас было одиннадцать вечера. Башка как чугунное ядро, во рту свалка пищевых отходов, да еще в ушах звенит до сих пор от позывных мобильного. Приятный вечерок, ничего не скажешь.

– Эй, там, – продолжали издеваться надо мной в трубке. – Выходи на связь. Я же предупреждал – вечером звякну...

– О господи, – вспомнил я. – Вы все еще там, у «Интуриста»?

– Отстаешь от жизни. Мы уже проспались, сейчас на Красной Пресне, в «Планете Голливуд». Ужинаем. Меню тут у них такое...

– Не надо про меню, – просипел я. У меня вдруг свело желудок от тоски по какой‑нибудь пище. Сжимая в руке телефон, я слез с дивана и нетвердой походкой проковылял на кухню, где выпил стакан воды. Теперь голос зазвучал более‑менее прилично.

– Эй, знакомый, – раздался в ухе голос. Кажется, это был тот, второй, Пистон. Циркач и Пистон. Славная парочка. Славная особенно тем, что им нужны были мухинские деньги. Мне предстояло познакомить Циркача и Пистона с суровыми реалиями провинциальной жизни, и мне заранее от этого было не по себе.

– Знакомый, тебя как зовут? – спросил Пистон.

– Саня, – сказал я. – А ты Пистон?

– Это для друзей я Пистон. А для тебя Кирилл Николаевич.

– Ради бога, – пробормотал я. – Что нужно, Кирилл Николаевич?

– Ты утром сказал, что Леху замочили.

– Ну, – подтвердил я.

– Что «ну»? Мы его помянули, теперь нужно узнать, кто его замочил, и замочить тех гадов, кто его замочил!

– Ух ты, – сказал я, осознав нарисованную Кириллом Николаевичем программу действий. – Круто. Только их уже, кажется, замочили.

– Кто это их замочил? – с интонацией завзятого ревнивца отозвался с Красной Пресни Пистон. Пришлось ему долго и нудно растолковывать про Пушкинскую улицу, про выстрелы, про двоих неизвестных мужиков, про Леху Мухина и про его разбитые очки.

– Так, – после паузы проговорил Пистон. – Я правильно понял: они его замочили, а он их замочил?

– Правильно, – сказал я.

– А кто они такие, эти двое, – ты не знаешь?

– Не знаю, – сознался я.

– Ну и лопух ты после этого, – сделал вывод Пистон.

– Может быть, – не стал я спорить. Не то у меня было настроение.

– Ну да черт с ним, с Лехой, – продолжала вещать трубка. – Он тоже лопух, если дал себя замочить. Давай лучше о делах побазарим. Леха тебе рассказал?

– Нет, не рассказал.