Подошла Элпью и дала ему пинка под зад.

– Мне надо было сделать это еще много лет назад, – сказала она. – А теперь убирайтесь из этого дома, пока я не позвала назад констеблей и не сдала вас властям за грабеж на большой дороге.

– На каком основании?

Поджав губы, Элпью молча указала на краденые драгоценности у него в руках.

– Купил у приятеля в таверне, – небрежно пожав плечами, ответил сэр Питер.

Графиня рыдала, Пигаль пыталась как‑то восстановить пострадавшую мебель. Сэр Питер широко улыбнулся.

– Всем доброй ночи. – Он дотронулся до шляпы, отчего обуглившиеся остовы перьев задрожали, как усики бабочки.

Годфри все так же храпел на своей сломанной кровати, пока Пигаль и графиня с Элпью стояли и молча слушали, как шаги сэра Питера удаляются по коридору и затихают на улице.

– Надо было отдать его под стражу, – сказала Элпью. – Получили бы Тайбернский билет.

– Нет, Элпью, он пгав, – сказала Пигаль. – Он бы вывегнулся.

Графиня громко взвыла.

– Пожалуйста, Олимпия, позволь мне сегодня переночевать у тебя. Я так несчастна.

Пигаль заметила, что, уйдя из дома, графиня навсегда лишит себя возможности заявлять на него свои права, потом пообещала привести кузнеца, чтобы он починил замок, и велела ни под каким видом не покидать жилища. За пределами дома всеми делами могла бы заниматься Элпью. Потом женщины распили бутылку вина, закатившуюся в угол, а когда Элпью уложила графиню спать, Пигаль ушла.

Подложив в очаг топлива на ночь, Элпью села у огня в кресле, чтобы свести воедино разрозненные значения зашифрованного послания.

Глава четырнадцатая

Сепарация

Отделение одной из фракций путем удаления верхнего слоя – снятием или процеживанием через перья или ткань.

Элпью покинула дом ранним утром. Ее ждал насыщенный день. Подлеца посадили в Ньюгейтскую тюрьму по обвинению в нарушении общественного спокойствия. Элпью хотела воспользоваться этой возможностью и накопать что‑нибудь против него. Дабы засадить его под замок наверняка.

– Он когда‑нибудь говорил про Актон или описывал дом? – Элпью снова пришла в Роуз‑корт и разговаривала с актером, которого расспрашивала до этого о Подлеце.

– Нет. Он никогда там не бывал.

– Что вы хотите этим сказать? – Элпью заморгала, не веря своим ушам. – Но вы же сказали…

– Я сказал, что он работал на женщину, которая жила в Актоне. Хотя сам он никогда в Актон не ездил. Полагаю, он был у нее на посылках и телохранителем.

Элпью эта новость полностью обескуражила.

– Тогда что же заставило его бросить свою работу в театре?

– Это все страсти, дорогая моя. Некоторые люди по ошибке принимают сцену за витрину, где они могут выставлять себя в поисках богатого покупателя. Посмотрите на них на всех: Мэри Ли стала леди Слингсби, Хестер Дейвенпорт – графиней Оксфордской, Маргарет Хьюз содержал принц Руперт…

– Но все они женщины, – перебила его Элпью. – Мужчины же не станут…

– Еще как станут! Вспомните Чарлза Харта и леди Каслмен.

– Понятно, но ведь все это происходило добрых тридцать лет назад.

– Может быть, но все актеры по‑прежнему надеются на счастливый случай, поверьте мне. На каждое представление приходят герцоги: Клэктон, Брайтон, Блэкпул… И актрисам это нравится. Они из кожи вон лезут, чтобы заполучить в поклонники пэра. – Актер наклонился вперед и заговорщически прошептал: – Между вами, мной и балдахином: в настоящее время граф Скаредейл ухаживает за миссис Брейсгирдл…

У Элпью отвисла челюсть.