Изменить размер шрифта - +
Я к нему уже привык, но тебе оно вряд ли понравится.

– Мне понравится, если там будешь ты, – ответила Бренда.

Повернувшись к ней лицом, он окинул ее взглядом и нахмурился. Иногда он выглядит чересчур суровым, подумала она. Гарри покачал головой:

– Нет, тебе не понравится, если ты там меня увидишь. Ты возненавидишь это место.

– Нет, если я там буду с тобой.

– Это не то место, где ты можешь быть с кем‑нибудь, – ответил он, и в этом он был как никогда близок к истине. – Это место, где человек пребывает в полном одиночестве.

Но ей этого было мало.

– Гарри, я...

– Так или иначе, сейчас мы здесь, – оборвал он ее, – и нигде больше. Мы здесь, и мы только что занимались любовью.

Понимая, что если она будет настаивать, то Гарри просто уйдет, Бренда переменила тему:

– Ты занимался со мной любовью восемьсот одиннадцать раз.

– Я привык делать это, – ответил он. Бренда замерла. После минутного размышления она спросила:

– Делать что?

– Считать. Все. Например, кафельные плитки на стене туалета, пока сижу там.

Бренда обиженно вздохнула:

– Гарри, я ведь говорю о том, что мы любили друг друга. Иногда мне кажется, что в тебе нет ни капли романтики.

– В данный момент нет, – согласился он. – Ты забрала ее всю!

Это уже лучше. Приступ меланхолии прошел. Именно так Бренда определяла его состояние в те минуты, когда он был рассеян, выглядел очень странно, – “приступ меланхолии”. Она была рада его шутке и в ответ игриво сморщила носик.

– Восемьсот одиннадцать раз, – повторила она. – Всего за три года! Это очень много. Ты хоть знаешь, сколько мы вместе?

– С тех самых пор как были еще детьми, – ответил он.

Его глаза снова обратились к небу, и Бренда поняла, что его мало интересуют ее слова. Где‑то на периферии его сознания маячило нечто, занимавшее все его мысли. В этом она была уверена, потому что уже успела изучить Гарри достаточно хорошо. Возможно, настанет день – и она наконец узнает, что же это на самом деле. А сейчас ей было известно только, что “это” приходило и уходило и что в данный момент его приступ меланхолии продолжался.

– Но все‑таки сколько? – продолжала настаивать Бренда, нежно взяв его за подбородок и поворачивая лицом к себе.

Он непонимающе уставился на нее, затем его глаза приняли осмысленное выражение.

– Сколько? Думаю, четыре или пять лет.

– Шесть, – сказала она. – Мне тогда было одиннадцать, а тебе двенадцать. Когда мне стукнуло двенадцать, ты пригласил меня в кино и держал там за руку.

– Ну вот видишь, а ты обвиняешь меня в отсутствии романтики! – сделав над собой усилие, он попытался вернуться на землю.

– Вот как? Но могу поклясться, что ты не помнишь, какой фильм мы смотрели. Это был “Психо”. Не знаю, кто из нас был тогда больше испуган.

– Я, – усмехнулся Гарри.

– Потом, – продолжала она, – когда тебе было тринадцать лет, мы отправились на пикник. После еды мы стали дурачиться, и ты дотронулся до моей ноги под платьем. Я заорала на тебя, но ты сделал вид, что это вышло случайно. Однако через неделю ты проделал это снова, и я не разговаривала с тобой целых две недели.

– Если бы теперь мне так же не везло, – вздохнул Гарри. – Однако тебе вскоре потребовалось большее.

– Потом ты стал ходить в школу в Хартлпул, и мы виделись редко. Зима тянулась очень долго. Но следующее лето было счастливым – во всяком случае для нас.

Быстрый переход