Не возвращались мы к Памиру, –
Милее сердцу был Гольфштром.
Он вещей силой нас питал,
Он дал сознанье нам когда то.
От зарева и от заката
С тех пор наш разум запылал.
Вглядись в него. Как чуден он!
Не символ ли его стихия?
Смотрись, смотрись в него, Россия,
И возродись из тьмы времен.
Проконсул или триумвир –
К Памиру больше нет возврата,
И всё равно – в огне заката –
Кто держит в тяжких лапах мир.
…Был римский полдень так богат,
Так полон всем, что есть и было,
Что я доселе не забыла
Тот разговор, тот римский сад
С Нептуном мраморным у входа,
Пришедшим в мир из глуби вод, –
Вот этих вод, чей грозный ход
Несет тебя в мой край, Свобода.
1956
«Ребенок маленький лепечет…»
Ребенок маленький лепечет
О том, что больше Бога нет,
И люди говорят при встрече:
– Кто выдать мог ему секрет?
Секрет прополз в воображенье,
Секрет прокрался в сладкий сон,
Оттуда не исчезнет он,
От сна не будет пробужденья.
К чему кощунственный намек?
Храните лучше тайны ваши!
Ведь от Моления о Чаше
Еще остался черепок.
1956
«Шумели деревья. Шатался гуляка…»
Шумели деревья. Шатался гуляка.
– От рака? От сердца? От сердца? От рака?
Повисла подруга на слабой руке
И плачет, сама в безысходной тоске.
Шумели деревья, как будто старались
С земли оторваться, сорваться, умчаться,
И всё бормотания их раздавались:
– Пора расставаться. Боюсь расставаться.
И ночь наступала. И нового мрака
Несли утешение тучи большие.
– От рака? От сердца? От сердца? От рака?
О, шепот влюбленных! О, слезы людские!
1956
«Кассир спросил: “Туда и обратно?”…»
Кассир спросил: “Туда и обратно?”
– Только туда. В путь безвозвратный.
Не возвращаются никогда
ТУда, откуда гонит беда.
Кассир удивлен: умрет, где родился.
Над ним возлюбленный смерч не носился,
Над ним не сверкала наша гроза,
И только мимо шли поезда.
Прощай, кассир! Спасибо за дело,
За дальний билет, за звонкую мелочь,
За обещанье счастливых дней
И за мерцанье вокзальных огней.
Кажется, это когда то уж было:
Дама сказала, что зонтик забыла,
Рвался ребенок из чьих то рук,
И приближался к окошку друг:
– Хотела бы ты вернуться обратно?
Куда? Мне некуда. Всё – безвозвратно.
И только в памяти свист голосов:
Адресов, адресов, адресов, адресов.
1956
«Часы в столовой к ночи стали…»
Часы в столовой к ночи стали,
И гости допили вино.
Он говорил, а мы молчали
И смирно слушали его.
Он говорил, что плох Шекспир,
Что скучны Баха бормотанья,
Что жаждет оглушенный мир
Четырехстопного молчанья.
Он был по своему поэт,
И новой эры возникало
Неотвратимое начало
На тысячу иль больше лет. |