– Послушайте, – сказал Зденек и улыбнулся: он знал силу своей улыбки. – Послушайте, он же наш ровесник, честное слово!

Но билетерша не поддалась его чарам.

– Ты проходи, – сказала она Зденеку, – а его не пущу. И не проси, ничего не выйдет! – Она посмотрела на Лешку так, словно он был личным ее врагом. – Ни за что не пущу!

Лешка посмотрел на меня, на Роберта. Губы его дрожали.

– Ничего не поделаешь, – сочувственно произнес Зденек. – Как нибудь тогда в другой раз…

Лешка молчал. Должно быть, он и думать не хотел о каком то следующем разе. Он хотел пойти сегодня, сейчас, вместе с нами, увидеть этот прекрасный «Знак Зерро», который казался ему еще обольстительнее, потому что его не пускали.

Прозвенел первый звонок.

– Пошли, – сказал Зденек и взял Валю за руку.

Я оглянулась. Роберт стоял, прислонясь к стене, под плакатом, изображавшим непобедимого Дугласа в полумаске, с темным плащом через плечо.

– Ладно, – сказал Роберт. – Идите, а мы с Лешкой в следующий раз.

– Не дури! – сказала Валя Роберту. – Это еще почему?

– Мне не хочется, – равнодушно сказал Роберт.

– Я тоже не пойду, – сказала я. – Подумаешь, Фербенкс, а может, это буза какая нибудь?

Я старалась уговорить себя. Во первых, на Лешку просто жалко было смотреть. И потом, в самом деле, что случится, если не пойдешь в кино? Ведь все равно через два часа картина кончится, как и не глядел вовсе.

Валя растерянно уставилась на меня.

– И я не пойду.

Зденек схватил ее за руку, почти потащил за собой.

– Чего ты дуришь? Раз договорились – идем!

Она перевела глаза на Роберта.

– Иди, – сказал Роберт. – И ты, Катя, тоже иди, а мы с Лешкой пойдем в следующий раз. На другую картину. Скоро «Леди Гамильтон» пойдет. Хочешь «Леди Гамильтон», Лешка?

– Хочу, – пролепетал Лешка.

– Тогда пойдем продадим билеты, – сказал Роберт. – А то сейчас уже начало…

Раздался последний звонок, и мы вошли в зал.

– Все таки Роб у нас чокнутый, – сказал Зденек, усаживаясь между мной и Валей. – Взял и не пошел ни с того ни с сего. Когда то еще он увидит «Знак Зерро»?

Он, видимо, ожидал, что Валя, как и всегда, поддержит его, но Валя промолчала, словно не слышала его слов.

5

Когда пишешь о днях, давно минувших, многое, само собой, выпадает из поля зрения и память не всегда в состоянии удержать и сохранить иной раз даже значительные события.

Но вдруг старая песня, или голос, похожий на чей то давно умолкший, или запах клеевой, еще не просохшей краски напомнят о том, что, казалось, надолго и прочно погребено в тайниках памяти. И тогда все, что было, вновь возникнет в сознании. Звучат голоса друзей, слышится любимая в те годы музыка, вновь видятся только что окрашенные золотистые стены физкультурного зала школы.

Здесь, в этом зале, происходили наши пионерские сборы. Сюда к нам приезжали многие знатные люди – стахановцы, летчики, писатели, артисты.

Душой всех наших сборов был старший пионервожатый Гриша Четверг.

Эта необычная фамилия, пока мы не привыкли к ней, постоянно вызывала смех.

Много позднее мне довелось прочитать повесть английского писателя Честертона «Человек, который был Четвергом», и сразу вспомнился Гриша.

Как живой, встал он передо мной – невысокий, очень ловкий, быстрый в движениях, с яблочным румянцем на щеках, с серыми, широко расставленными глазами.

Зиму и лето Гриша ходил в стеганке, по слухам принадлежавшей еще его отцу, бывшему красногвардейцу.