— Ничего, — он взял меня за руку. — Просто не ходи туда и все.

— А если они?

Нкрума покачал головой:

— Ты слишком крупная для добычи.

Утешает…

— И я поставлю палатку. Посиди здесь.

Я послушно опустилась на камни. А ведь и вправду стало холоднее. И дыхание мое вырывалось облачками пара. Нкрума же вытряхнул содержимое пояса. Перебрал несколько капсул и, установив пару на полу, сдавил их.

Сперва ничего не происходило, я даже успела подумать, что капсулы просроченные или вообще нерабочие, когда левая лопнула, выпустив тонкую серебристую иглу. Та дотянулась до правой. Вновь раздался хлопок. В воздухе запахло чем-то терпким раздражающим, а игл стало две.

И четыре.

Восемь.

Они разрастались с огромной скоростью, полупрозрачные, будто хрустальные. С серебряными листочками… и это палатка?

На шалаш похоже.

Из хрусталя. С серебряной инкрустацией. Следовало признать, что получилось гламурно, но… я не уверена, что гламур этот подходит для жизни. Нкрума же остался доволен. А когда я поднялась, чтобы заглянуть внутрь, придержал:

— Сарбеллии надо немного времени… она приняла заданную форму, а сейчас симбионты ее сцементируют. Получится плотный покров, который будет пропускать воздух и держать заданную температуру.

— А… как ее переносить?

— Куда?

— Куда-нибудь… если вдруг захочется… или нужда появится?

Бледно-лиловые цветы смотрелись вполне гармонично. Тончайшие лепестки их тускло светились, и свечение это оживило палочников.

— Просто отломим ведущие ветви. Колония восстановится за малый цикл, а если подкормить, то и быстрее, — Нкрума не спешил выпускать мою руку, и это было хорошо.

Спокойнее как-то…

— Если взять несколько колоний… пять, допустим, или шесть, можно построить дом. Раньше круоны так жили… изначально мы кочевники… — он говорил тихо, а мне представились вдруг огромные волокуши, на которых установлены были серебряные дома, почему-то в русском стиле, с двускатною крышей, наличниками кружевными и непременным горбатым колечком.

Огромные лохматые мамонты, которым вряд ли было комфортно в пустыне, тянули эти волокуши, а следом брели вереницы древних круонов, завернутых в шкуры…

Картина была столь яркой, что я моргнула.

Ну уж нет, любой бред должен быть дозирован и структурирован. А я как-то слишком уж заигралась…

— Все упирается в наличие воды… если перебить жилы, то костяк скоро отомрет… — Нкрума потянул меня за собой.

А палатка наша, к слову весьма немаленьких размеров, выглядела цельнолитой. Хрусталь потемнел, да и листья больше не серебрились, скорее уж окрас ее выровнялся, обрел равномерность. Нкрума провел пальцем по серому пологу, и тот раскрылся.

Как-то вот… хищно раскрылся.

А если она меня сожрет? Не готова я морально жертвой палатки стать… но то ли храбрость, то ли дурость, то ли одно с другим вместе, но заставили меня шагнуть внутрь.

Ничего.

Темно. И жутко.

Особенно оттого, что глаза моего нареченного слабо светятся…

— Присядь.

Я послушно села на что-то мягкое, слава богу, оно не шевелилось и звуков не издавало, а потому можно было мысленно представить, что оно вовсе даже не живое.

Что делал Нкрума оставалось загадкой, я чувствовала его рядом, и кажется, даже могла рассмотреть фигуру — все же темнота не была непроницаемой. А затем раздался очередной тихий щелчок, и в палатке появился свет — круглая груша на нитке.