Примечательно следующее очевидное исключение из сформулированного вначале правила, когда молодой человек, прежде здоровый, профессионально и сексуально дееспособный, получил на фронте тяжелый невроз. Он страдал тяжелой астазией-абазией и огромной сверхвозбудимостью в отношении аффектов. В результате взрыва пациент был отброшен к стене траншеи, получив травму нижней части спины, и уже проходил лечение от «травматической истерии» у разных неврологов. Тщательный наружный осмотр дал мне четкие признаки поражения мозгового конуса спинного мозга (очевидно, гематомиелии). Анамнез показал, что после травмы у больного наблюдалось недержание мочи и кала. Однако он остался на фронте, поскольку приписал эти нарушения последствиям испуга. В течение следующих недель состояние улучшилось. Но в то же время он заметил исчезновение всех сексуальных ощущений. Сначала он пытался объяснить это беспокоящее его явление безобидным способом, не подозревая, что приобрел органическую импотенцию. Во время отпуска на родину ему пришлось убедиться в том, что преодолеть сексуальную нечувствительность не удается никакими способами. Теперь невроз вспыхнул у него не в результате психического нарушения вследствие взрыва, а как реакция на возникшую из-за травмы органическую импотенцию. К слову, данный невроз отличался от обычных травматических неврозов эйфорическим настроением, иногда вплоть до маниакального.

Это различие требует особой оценки и пояснения. И другие больные с тяжелыми органическими поражениями демонстрируют такое удивляющее нас настроение. Например, я всегда отмечал веселую атмосферу в палатах для перенесших ампутацию пациентов. В начале войны я обратил внимание на эйфорию у тяжелораненых благодаря особенному событию. В общем отделении лазарета мне пришлось лечить четверых солдат, у которых правый глаз был сильно поврежден осколками одной и той же гранаты. Все четверо уже прошли операцию по удалению глазного яблока в другом лазарете. Они не погрузились в депрессию, а, напротив, были радостны и беззаботны. И когда они одновременно получили по искусственному глазу, произошла любопытная сцена. Мужчины весело прыгали, танцевали, смеялись, словно пребывающие в состоянии эйфории дети. Несомненно, здесь также имеет место регрессия к нарциссизму. Однако она имеет скорее частичное свойство. Такие пациенты вытесняют осознание того, что увечье в большей или меньшей степени нанесло им урон, особенно в глазах женского пола. То, чего им не хватает в любви извне, они отныне заменяют любовью к себе. Поврежденная часть тела приобретает не присущее ей ранее значение эрогенной зоны.

Все сообщенные здесь случаи сходятся в одном в том смысле, что военные неврозы нельзя понять без учета сексуальности. Ценное подтверждение этому взгляду дают наблюдаемые в военное время душевные расстройства, которые, как и все подобные расстройства, гораздо легче обнаруживают свое скрытое содержание, чем неврозы. Вспыхнувшие на фронте душевные расстройства, как отмечали и другие наблюдатели, лишь в малой степени связаны с формированием бреда. Но если бред присутствует, то имеет даже демонстративно сексуальное содержание. В наблюдаемых мною случаях речь шла частично о бреде ревности, частично о бреде гомосексуального преследования со стороны товарищей. Упомяну о параноидальном расстройстве солдата, случившемся, когда он после долгого нахождения на фронте вернулся домой в отпуск и оказался импотентом в супружеской постели. Весьма прозрачная символика и другие признаки с уверенностью указывали на важность гомосексуального компонента в происхождении бреда. Другой мужчина бредил, что в лазарете заразился сифилисом от товарищей; здесь источник бреда также лежит в плохо вытесненной гомосексуальности.

В этой связи следует упомянуть еще об одном наблюдении. В 1915 году, когда я работал в хирургическом отделении, там проходил лечение мужчина с огнестрельным ранением полового члена.