|
- Так тебе здесь нравится? - спросила она. - Здесь можно очень славно пожить, если познакомиться с той компанией. На пляже были еще люди, но довольно противные. И меня узнали - удивительно, куда ни приедешь, везде, оказывается, видели "Папину дочку". Миссис Спирс дала улечься этому дуновенью тщеславия, потом сказала прозаически деловито: - А кстати, когда ты думаешь повидаться с Эрлом Брэди? - Можно съездить даже сегодня вечером, если ты не устала. - Я не поеду, поезжай одна. - Ну давай отложим до завтра. - Я вообще хочу, чтобы ты поехала одна. Это не так далеко - и ты, кажется, достаточно хорошо говоришь по-французски. - Но если мне не хочется, мама? - Не хочешь сегодня, поезжай в другой раз, но ты должна это сделать, пока мы здесь. - Хорошо, мама. После завтрака на обеих вдруг напала тоска, которая часто одолевает американцев в тихих уголках Европы. Ни каких-либо внешних побуждений, ни голосов, на которые нужно откликаться, ни обрывков собственных мыслей, услышанных от кого-то другого, и кажется, что сама жизнь остановилась и не идет дальше. - Через три дня мы отсюда уедем, хорошо, мама? - сказала Розмэри, когда они вернулись к себе в номер. Снаружи легкий ветерок с моря бередил сгустившийся зной, обдувал стволы деревьев, гнал струйки горячего воздуха в просветы жалюзи. - А как же твоя пляжная любовь? - Никого я не люблю, кроме тебя, мамочка. Розмэри вышла в вестибюль и справилась у Госса-отца насчет поездов до Канна. Швейцар в Светло-коричневой ливрее, скучавший около конторки, уставился на нее вытаращенными глазами, но тут же спохватился, вспомнив о солидности, требуемой его metier [профессией (франц.)]. Розмэри поехала на станцию в автобусе вместе с двумя официантами из ресторана; они всю дорогу почтительно безмолвствовали, и ее это раздражало, ей хотелось крикнуть: "Да не молчите вы, разговаривайте, смейтесь, будьте самими собой. Мне это ничуть не помешает!" В купе первого класса духота была нестерпимая; от пестрых рекламных плакатов железнодорожных компаний - Акведук в Арле, Амфитеатр в Оранже, зимний спорт в Шамони - больше веяло свежестью, чем от неподвижного моря, бесконечно тянувшегося за окном. В отличие от американских поездов, которые живут собственной напряженной жизнью, едва снисходя к пассажирам - пришельцам из мира иных, не столь головокружительных скоростей, - этот поезд был частью земли, по которой шел. Его дыханье сдувало пыль с пальмовых листьев, его зола вместе с сухим навозом удобряла почву в садах. Розмэри казалось, что стоит протянуть в окно руку, и можно рвать на ходу цветы. В Канне у вокзала стояло с десяток наемных экипажей; извозчики мирно дремали в ожидании седоков. Вдоль набережной вытянулись большие отели, казино, фешенебельные магазины, обратив к летнему морю глухие, железные маски фасадов. |
