– Вот именно, – усмехнулся Айверсли.

– Мне казалось, что леди Хавершем тебе совсем не нравится, – недоуменно добавил Дрейкер.

Гэвин вспомнил о мягкой округлости тела, прижимавшегося к нему, о том, как убыстрялось дыхание маркизы, когда он к ней прикасался, об ее задорном упрямстве, которое так приятно будет сломить, и ответил:

– Просто я не разглядел ее в первый раз.

Дрейкер укоризненно нахмурился, а более легкомысленный Айверсли расхохотался.

– Что смешного? – поинтересовался Гэвин.

– Я просто вспомнил, что скрытность Дрейкера и Регины в конце концов привела их к алтарю. Ты об этом забыл?

Дрейкер тоже хихикнул, и Гэвин поспешил успокоить братьев:

– Мне это не грозит. Я не собираюсь жениться. Только однажды, двадцатидвухлетним юнцом, он всерьез задумался о браке, но тогда Анна Бингем надежно излечила его от подобной глупости.

– Женщины нередко заставляют мужчин менять свои намерения, – с улыбкой заметил Айверсли.

– Ни черта подобного. Ко мне это не относится. – Хихиканье и дурацкие переглядывания братьев раздражали Гэвина. – К тому же и леди Хавершем, кажется, вполне довольна своим теперешним положением.

– Она тоже может передумать, – поддразнил его Дрейкер.

– Ради Бога, Дрейкер! Ты становишься похож на свою жену, с ее постоянными разговорами о вечной любви и семейном счастье. Что бы там ни думала Регина, на свете еще остались холостяки, которые действительно не спешат влюбляться.

История с Анной стала Гэвину хорошим уроком. Он прочно усвоил, что существуют границы, которые даже любовь не может преодолеть. К тому же Гэвин предпочитал опытных женщин, и короткие необременительные связи с ними его вполне удовлетворяли. Он прекрасно знал, что если приличная женщина и согласится выйти за него замуж, то только из за его денег, и не испытывал ни малейшей потребности в подобном лицемерном союзе.

Чем больше жен изменяли с ним своим мужьям, тем циничнее становилось его отношение к браку, единственной целью которого, по мнению Гэвина, могли быть либо деньги, либо положение в обществе. Даже счастливые семьи Дрейкера и Айверсли не убеждали его в обратном. Вышли бы Регина и Кэтрин замуж за его братьев, если бы те не обладали титулами?

Гэвин предпочел не углубляться в размышления на эту тему, потому что они неизбежно и неприятно напоминали ему о главной разнице между ним и его сводными братьями. Их матери были замужем, и мужья признали сыновей и дали незаконным отпрыскам принца свои имена. У матери Гэвина такой возможности не было, и поэтому до конца своих дней он останется Приблудным Берном.

Если, конечно, не станет бароном Берном. Эта перспектива начинала казаться Гэвину весьма заманчивой. Особенно если учитывать тот факт, что вместе с титулом он приобретет возможность отомстить Принни и сделать Кристабель своей любовницей.

– Итак, все решено, – сказал Гэвин, желая сменить тему. – Я уговариваю Стокли включить Кристабель в список гостей, а папаша вручает мне баронский титул.

– Решено, – подтвердил Дрейкер.

– Мы рады, что ты согласился, – добавил Айверсли. – Пора и тебе извлечь из нашего союза какую нибудь пользу.

– Не беспокойся. Когда дело будет сделано, я извлеку из него большую пользу, чем вы думаете. – Заметив, как насторожился Айверсли, Гэвин торопливо добавил: – За это стоит выпить. – Он налил всем бренди, поднял бокал и торжественно произнес: – За братство королевского отродья!

Повторив традиционный тост, все выпили. Гэвин собрался наполнить бокалы по второму разу, но Дрейкер отрицательно покачал головой, а Айверсли едва пригубил и первую порцию.

– Да уж, вот что делает с людьми семейная жизнь, – пробормотал Гэвин, наливая бренди в свой бокал.