|
Кстати, когда твоя ненаглядная кам бэк? – Двенадцатого. – Скоро. – Разрезал, Оленька… – Давай сюда. Оля бросила нормы на шипящее масло, стала членить их ножом: – Во, одна свежая, одна сохлая. – Свежая твоя. Экономистов ценят выше кибернетиков. – Еще бы. Оля расчленили нормы, достала из холодильника четыре яйца, пакетик сливок, майонез. Разбила яйца в миску, плеснула сливок, положила майонеза, быстро размешала и вылила на ско-вороду. – Вот. У французов есть такой омлет со свежей клубникой. Только у нас вместо клубни-ки… – Земляника. – Точно. Вообще, – она вытерла пальцы, – только наши дураки могут придумать – норму жевать в чистом виде. Зачем? Уж лучше с чем-то. Можно вообще запекать, например. Ну там, в тесте, как-нибудь. К мясу приправой, например. А то – жуй сухую! Нет, все-таки неповоротли-вые мы какие-то. Французы б новый раздел в кулинарии открыли. Пирожки с нормой. Пирожное из нормы, мороженое… А тут – жуй сухую. Сережа постучал согнутым пальцем по столу, железным голосом процедил: – Майор Пронин, ау! Оля засмеялась, сняла с огня готовый омлет, подставила на железную решеточку перед Се-режей: – Навались! Сережа протянул ей чашку с вином: – За тебя. – Спасибо, солнышко… Чокнулись, выпили. Оля села напротив, откусила хлеба, ткнула вилкой в дымящийся омлет, подула, попробовала: – Ничего… – Пища богов. Сережа наполнил чашки: – За встречу теперь? – Можно. Чокнулись. Сережа в два глотка осушил чашку, стукнул дном о стол: – Амброзия… Оля пила медленно, голый локоть ее поднимался. Быстро съели омлет. Насадив кусочек хлеба на вилку, Оля протерла сковородку: – Блеск. – И я говорю – пища богов, – он вытер губы о сгиб локтя, разлил остатки вина. Оля встала, поставила сковороду на плиту. Сережа с двумя чашками подошел к ней, протя-нул: – За твои глазки, волосы, плечи и тэ дэ. – Что – тэ дэ? – Тэ дэ… Он поцеловал ее в шею, провел рукой по животу, скользнул за отворот халата. Оля отстра-нилась, выпила. Сережа тоже. Постояли, разглядывая друг друга. Сережа улыбнулся: – Есть предложение. – Конструктивное? – Ага. Ахнем об пол? На счастье? – Э, нет, парниша! – Оля выхватила из его рук чашку, – у меня их всего три осталось. Она поставила чашки на стол. – А почему так мало? – Одну я кокнула, а четыре Витька забрал. После развода. Сережа засмеялся, подхватил се на руки. В коридоре зазвонил телефон. Сережа понес Олю в коридор. Не слезая с его рук, она взяла трубку: – Да. Что? Нет, это квартира. Сережа поцеловал ее в шею. Оля бросила вниз трубку, но промахнулась. Трубка ударилась о телефон, соскочила вниз и закачалась на шнуре. Николай разрезал пакет, вывалил норму на тарелку. Скомкав пакет, швырнул в мусорное ведро, достал из шкафа ложку, банку вишневого варенья, открыл, сел за стол. Норма была старой, с почерневшими, потрескавшимися краями. Николай наклонил банку над тарелкой. Варенье полилось на норму. Тесть в третий раз заглянул из коридора, вошел и, заложив худые руки за спину, покачал головой: – Значит, вареньицем поливаем? Николай прошелся тягучей струёй по последнему темно-коричневому островку и поставил банку. Кирпичик нормы полностью покрылся вареньем. Вокруг него на тарелке расплывалась вишневая лужица, сморщенная ягода медленно сползала по торцу. – В пирожное превратил, – узкое лицо тестя побледнело, губы подоб-рались. |
