|
Он веселый был. Хозяйственный. А ласковым – никогда… – Это точно. Я весной с одним попробовала и опять то же самое. Лишь бы засунуть. А по-том спать. Марина понимающе кивнула, стала заваривать кофе. Вика легко шлепнула ее по заду: – А у тебя попка ничего. Беленькая, безволосая… – Тебе волосатые не нравятся? – А кому нравится? Я с армянкой одной рискнула переспать, так плевалась потом. У тебя вон какая чистенькая… Вика быстро раздвинула маринины ягодицы и поцеловала сначала между, потом их: – Сладкий кусочек… булочки… Марина улыбнулась, поставила полную турку на огонь: – Слушай, Вика, а ты тогда в троллейбусе точно знала, что я лесби? – Ну, как же точно можно… ведь не написано… – Но что-то чувствуется, правда? Какие-то волны, поля… – Конечно. Ты так посмотрела быстро, ну я и подумала. – Я флюиды испускала. Волны любви. – А я подошла тогда и грудью, помнишь, оперлась о руку твою. Ты ее на поручне держала. Думаю, если уберет, значит пустой номер. – А я прямо затряслась вся! Переволновалась страшно! Я красная была? – Немного. Такая розовенькая, симпатичная. Юбочка клетчатая. – А ты тоже мне сразу понравилась. Высокая, стройная… – А потом народу все меньше и меньше. Конечная, а в салоне четверо. Ты, да я, да два му-дака каких-то. И ты про две копейки спросила. – Все-таки бог есть, правда? Это ж не случайность! – Черт ее знает. А может – случайность. – Нет, это закономерно все. Любимые должны быть вместе. Кофе закипел, Марина быстро сняла турку с огня, разлила по чашкам: – Вообще так здорово, когда с новой любимой, правда? – Еще бы. В новинку. Слаще. У меня вон одна живет изредка ну как бы постоянная. Но надоедает, всетки. Ссоримся часто. А до нее тоже была одна. Лариска. Старше меня лет на семь. Так мы с ней поругались здорово. У нее одно на уме – свечку суй ей и клитор соси. Одновре-менно чтоб. Я говорю – на хуя тебе я тогда? Найди мужика, он хуй вместо свечки засунет. Она обиделась… но попочку твою я сегодня помучаю. – А я твою грудь. Пей, прелесть моя. Они взяли чашки. Марина подвинула вазочку с вареньем: – Бери. – Нет, я так люблю. Склонились над чашками. Длинные Викины волосы поползли с плеч. Придерживая их, она отхлебнула и Марина от-хлебнула из своей: – Оля-ля… арабик, аромат… – Это что, сорт такой? – Ага. На Кировской покупала. – Развесной? – Ага. – Здорово. Пахнет сильно. – Его не бывает что-то последнее время. – Редко? – Ага. Пей с конфетой. – Я не люблю сладкое. – Ну, как хочешь. А я люблю. Марина развернула конфету. Вика подула на кофе, подняла голову: – Маринк, а что это над раковиной висит? – Ааааа, – улыбаясь, Марина отправила конфету в рот. – Угадай. Вика встала, подошла к раковине. Над ней висело сооружение из двух небольших, обтя-нутых марлей колб. На горлышке нижней поблескивало металлическое кольцо, от него тянулась вниз полупрозрачная трубка. Из трубки в раковину капала мутно-коричневая жидкость. – Черт ее знает, – Вика откинула назад волосы, – Поебень какая-то… Марина встала, подошла к ней, обняла: – Детка, этот аппарат собирал академик. Мой дедушка. Не чета нам с тобой. Так что не-мудрено, что ты не понимаешь. – Ну а зачем он тебе? – Ты в институтах не училась? – Конечно. Чего я там не видела. – А ты кем работаешь? – Соками торгую. |
