|
– Но во Внуково? – А я не знаю. Она билеты проверяет. – Ну так значит во Внуково. – А я не знаю. – Ничего ты не знаешь. Нянечка вынула из шкафа ведро и крышку. – Ну, что, не покакал, Алексеев? – Так я ж не могу и писать и какать вместе. – Тогда сиди. Нянечка, придерживая содержимое горшков крышкой, сливала мочу в ведро, а кал выва-ливала в бак. – Кто-то обманул, – Людмила Львовна заглянула в пустой горшок, – кто же сидел здесь… Покревская, наверно. – За всеми не усмотришь. – Точно. Алексеев! Видишь, что ты мешаешь? Сколько можно ждать? – Но я какать не хочу. – Не будешь рисовать сегодня. – А я и рисовать не хочу. Людмила Львовна остановилась перед ним, вздохнула: – Вставай. С трудом отлепив зад от горшка, Алексеев встал. В горшке желтела моча. – Иди. Тошно смотреть на тебя. И чтоб к карандашам не притрагивался! Будешь цветы по-ливать. Алексеев подобрал штаны, глядя на работающую нянечку, стал застегиваться. Нянечка выплеснула мочу из его горшка в ведро: – Так и не выдавил ничего, сердешный. Людмила Львовна заглянула в бак: – Тогда минут через десять я первую приведу. – Ладно. Алексеев издали посмотрел в бак и вышел за дверь. – Прелесть какая, – Марина провела рукой по Викиной груди, – действительно стоит. Чудо. Голая Вика сидела на тахте, прислонившись к стене и жевала яблоко. Марина лежала навзничь головой у нее на коленях: – Ты как кинозвезда. – Кинопизда. Вика хохотнула, большая грудь ее дрогнула. – Серьезно… смотри… сначала плавно, плавно, а потом раз… и сосочек… прелесть… Рука Марины скользнула по груди, коснулась соска и стала ползти по складкам живота: – И пупочек прелесть… аккуратненький… не то что у меня… – У всех одинаковые. – Неправда. – Да ну тебя! Ну, морда там, ну грудь – ясно, но пупки-то у всех одинаковые! Плесни немножко… Марина приподнялась, взяла со стола бутылку, налила в стакан. Из-за голубой ночной лампы вино казалось фиолетовым. Марина отпила глоток и протянула Вике: – Пей. Вика обеими руками приняла стакан, медленно выпила, поморщилась: – Портвин он и есть портвин. Чем дальше, тем хуже. – Не нравится? – Нет. Хуйня, честно говоря. Ну да я сама виновата. За дешевкой погналась. Вика стряхнула с живота яблочное семечко. Марина подвинулась к ней, поцеловала в уго-лок губ. Вика повернулась. Они обнялись. Стали целоваться. Потом упали на кровать. Марина оказалась сверху. Целуя плечи и грудь Вики, она стала ползти вниз, но Вика при-поднялась: – Маринк, слушай, давай попозже… я что-то не отойду никак. Не хочется что-то… Марина оперлась руками о тахту, поцеловала Вику в живот: – Ваше слово – закон, мадам. Может, кофейку выпьем? – Давай. Они встали, прошли на кухню. Марина задернула шторы, зажгла свет… Вика села за стол, зевая, посмотрела на отделанный деревом потолок: – Симпотная кухонька. – Нравится? – Ага. – Это муж покойный. – Он что – умер? – Разбился. – Давно? – Шесть лет назад – Тебе с ним хорошо было? – По разному. – Ласковый был? – В постели? – Ага. – Да нет, что ты. Разве мужчины могут быть ласковы. Он веселый был. Хозяйственный. А ласковым – никогда… – Это точно. |
