— Но в таком случае, как же наше пари? — возмутился Кроуфилд. — Из-за этого подлого дурака, — он погрозил скрывшемуся пирату кулаком, — я вынужден был вернуться к тебе. Теперь мы в любом случае придем бок о бок.

— У нас это называется «победила дружба», — засмеялся Вадим.

Оба капитана посмотрели на него с доброй улыбкой, как на ребенка, который хорошо себя вел в присутствии важных гостей.

— Кажется, ты одного уложил, Вадим, — сказал Флор.

— Может, даже и двух, — проворчал Вадим, краснея. — А тебя, Олсуфьич, Животко спас. Ты не видел.

— Ну вот, и мальчишка на что-то сгодился! — фыркнул Флор. — Где он? Я ему сапоги хорошие куплю в Ревеле.

Животко обнаружился внизу, на своей койке. Он мрачно сидел один в темноте и лихорадочно ел. Сухари громко, вызывающе хрустели у него на зубах.

— Ты чего? — удивленно спросил Вадим, который вызвался сходить за мальчиком.

— Проголодался, — объяснил Животко.

— Иди наверх. Там англичанин.

— А мне-то что?

— Он там тебе что-то подарить хочет, — сказал Вадим.

— А, — Животко встал и побрел за Вадимом на палубу.

Кроуфилд преподнес мальцу красивый шелковый кошелек с шиллингом внутри.

— Желаю тебе стать богатым, — торжественно произнес он. — Храбрым ты уже стал.

Животко проворчал нечто, что с трудом можно было счесть за благодарность, посопел носом и попросил разрешения вернуться к сухарям, после чего немедленно скрылся.

Все рассмеялись. Дядя Ляпун с торжественным видом что-то рассказывал, но его не слушали. Старик тоже принял участие в сражении и даже произвел один выстрел.

От пищали теперь кисло пахло, и дядя Ляпун время от времени с удовольствием подносил ствол к носу и втягивал ноздрями аромат сражения.

— На обратном пути из Ревеля он будет нас подстерегать, — задумчиво молвил Флор. — И наверняка соберет силы побольше. Хоть по суше иди.

— Я из Ревеля иду дальше, до Лондона, — предупредил Кроуфилд. — А оттуда — в Уэллс.

— О, это совершенно понятно, — поддразнил его Флор.

Кроуфилд набил трубку и закурил, поглядывая в небо.

— Продолжим путь, — предложил он. — Вдруг этот негодяй вздумает напасть на нас снова. Никогда не знаешь, что у таких людей в голове…

* * *

Вечером Вадим с Флором обсуждали случившееся. Палубу уже очистили от тел. И пиратов, и двух русских моряков, погибших в сражении, похоронили одинаково, по христианскому обряду. Флор не хотел брать лишнего греха на душу и добросовестно прочитал по книге все положенные в таких случаях молитвы.

Раненых оказалось четверо: двое русских — легко, один — очень тяжело. Четвертый раненый был пиратом. У него был располосован бок; вторая рана зияла в правой руке, чуть выше кисти. Кость была сломана.

Этот бедняга плакал и ругался по-немецки. Его нашел на палубе Вадим и долго рассматривал, не зная, что предпринять. Разбойник лежал на корме, с бессильной ненавистью глядя на волны, вскипающие за кораблем, как будто именно море было виновато во всех его бедах. Когда русский приблизился к нему, пират захрипел и выставил зубы, точно желая укусить.

— Ты чего? — спросил Вадим. — Слушай, ты ведь здорово ранен.