— Думаешь, получилось? — спросил Вадим недоверчиво. — Животко вообще странный. Как звереныш.

— Это все поправимо, — ответил Флор. — Что с пиратом делать будем? У себя оставим? Он теперь калека. Как бы не пришлось отрезать у него правую руку…

— Ты же не станешь сдавать его властям? — спросил Вадим.

— А стоило бы… — вздохнул Флор. — Да ну его, не хочу об этом. — И перевел разговор на другую тему: — Интересно, как там наши в Новгороде?

— А что им сделается? — пожал плечами Вадим.

— Ну… Наташа, — сказал Флор. — Как она, хотел бы я знать…

— Знаешь, Флор, в нашем мире можно в любой момент вытащить такой небольшой аппарат… устройство такое… и позвонить. То есть, поговорить с любимым человеком, даже если он на другом конце земли. Это не колдовство. Просто такое приспособление. Но и без него можно обойтись. Бывают случаи…

— Вот и мне что-то тревожно, — сказал Флор. — Скорей бы вернуться! Сдается мне, натворили там без нас разных дел…

— С чего ты взял?

— Наталья — девушка очень любопытная. Иногда это бывает опасно.

Вадим подивился тому, как просто и четко Флор определяет для себя шероховатости нрава любимой женщины.

В принципе, он был с Флором согласен.

— Кроме того, она о себе очень высокого мнения, — сказал Вадим. — То есть, я хочу сказать, она может переоценить свои силы и возможности.

Ему вовсе не хотелось сплетничать. Но цену Гвэрлум он знал лучше, чем влюбленный Флор. Впрочем… Очень может статься, что Флор прав: мы никогда не знаем другого человека до конца. Мы и себя-то толком изучить не успеваем.

* * *

Ревель открылся перед мореходами на рассвете. Как всякая гавань, он показался чудесным, прекрасным, желанным. В розоватом веселом тумане вырисовывались его стены и башни, в гавани высились стройные мачты. Чайки кружили в утреннем высоком небе и громко кричали, как будто бранили рыбу в морской глубине — зачем не прыгает прямо им в клюв.

Корабли медленно заходили в порт.

Вадима разбудил Флор:

— Иди, посмотри. Очень красиво. Небось, в своем Питере такого ты не видел.

— Ну почему же… — пробормотал Вадим, готовый спорить, но слова застряли у него в горле. То, что открывалось перед ними, действительно выглядело потрясающе: спящий средневековый город каменным сгустком вырисовывался в тумане, а золотые лучи солнца пронзали мглу, стремительно разгоняя ее в стороны.

Вадим тихо вздохнул.

— Боже… — бормотнул он.

Флор улыбнулся так, словно это он сам, лично, создал нею эту красоту — нарочно, дабы поразить воображение приятеля.

Затем на палубу выбрался Животко. Теперь он не расставался с ножом. Ковыряя в зубах лезвием, мальчик сказал:

— А этому… нехристю… совсем плохо.

Вадим сразу помрачнел. Ему совершенно не хотелось, чтобы это чудесное утро было омрачено смертью, пусть даже пирата.

«Эстонский хуторянин» лежал белый, покрытый толстыми каплями пота, и хрипло дышал. Рука его посинела. Флор, спустившийся посмотреть, помрачнел.

— Придется резать, — сказал он.