— Тщеславие — ее слабое место, — добавил Лавр.

— Ну да, тщеславие! — не стал выгораживать Гвэрлум Сергей. — Ну и что? Она из тщеславия наверняка хотела стать крутой травницей. По-настоящему, по жизни. А эта Сольмира ее и купила. То есть, соблазнила, — поправился Сергей. — Вот так было дело, я думаю. И скрывать ей нечего. Она именно это и хочет Колупаеву рассказать.

— А Колупаев следует своей, как говорит Сергий, «основной версии», — добавил Лавр. — И это представляется наиболее странным.

— Что бес сказал? — уточнил Харузин.

— Ты плохо слушал? — удивился Онуфрий.

— Ну… я растерялся, — признался Харузин.

— Бес сказал, что Наталья под пытками скоро оговорит Флора, — серьезно промолвил Онуфрий. — И что Колупаев именно этого добивается.

— Но почему? — Харузин был растерян.

— Стоит над этим подумать… — Авраамий переглянулся с Онуфрием. — Выходит, что Колупаеву важно не упырей выловить, а вас с Флором погубить. И это очень странно…

— Вывод напрашивается сам собой, — вступил Харузин более уверенно. — Получается, что Колупаев заодно с упырями. Ну, если Лавр прав — а он был прав, как мне кажется, — и Пожега метила не в Палицкого, а в близнецов.

— Но зачем Колупаеву выгораживать упырей? — сказал Лавр.

— Разберемся и в этом, — проговорил Харузин. Он был страшно доволен собой.

Тело мальчишки вытащили из сарая и положили на земле, во дворе. Солнце светило на него как будто с неохотой. То и дело пробегающее по небу облако закрывало умершего тенью.

— Какой грязный, — сказал Харузин. — Такого даже в землю закапывать неприятно.

Авраамий глянул на Харузина с легкой усмешкой.

— А ты много понимаешь, — одобрил он и помял в кулаке свою бороду, раздумывая над сказанным. — Только вот еще вопрос, как его хоронить.

Харузин поднял руку, как в школе.

— Можно я кое о чем спрошу?

— Мы с Сергием условились, — поспешно объяснил Лавр, — что обо всем, что ему непонятно, он тотчас спрашивает.

— Доброе условие, — кивнул Онуфрий.

— Его вопросы иногда выглядят странными, — добавил Лавр, — но мы условились не обращать на это внимания.

— И это добро, — сказал Онуфрий. — Спрашивай, отрок.

«Отрок» робко осведомился:

— Вот этот парень, как вы говорите, был вместилищем беса.

— И не одного, — подтвердил Онуфрий, — чему и сам ты был свидетелем.

— Ну так он, стало быть, полная дрянь… и его нужно как-нибудь так похоронить, чтобы он… ну, не знаю… из могилы не вылез…

Харузин покраснел.

Лавр отозвался:

— Поверишь ли, Сванильдо, но одержимость бесом еще не есть полное препятствие ко спасению.

— Как это? — изумился Эльвэнильдо.

— Человек становится жертвой бесов иногда по материнскому проклятию — за грех родителей расплачивается, иногда — по попущению Божию, для вразумления. И тогда одержимость засчитывается за мученичество.

— Вот это да! — воскликнул Эльвэнильдо и снова невольно посмотрел на Хотеславца.