|
Он был сыном пианиста, учителя музыки, - человека вроде Честера Нордела. Чарли поныне помнит его серый дом, откуда всегда доносились звуки рояля. Мальчик - его звали Лоренс - повесился у себя в комнате, причину так и не выяснили: то ли он боялся признаться отцу, что крал у него деньги, выносил и продавал вещи родителей и, что еще хуже, одной из своих теток; то ли просто дохнул слишком резким для себя воздухом. Трюк с фотографиями оказался подлинно гениальным. Тот, кто понаблюдал бы за ребятами изо дня в день, заметил бы, как они, толкаясь между бильярдов, мало-помалу перенимают позы и выражения лиц красующихся на стене гангстеров. Они уже подделывались под их язык, на особый лад здоровались друг с другом, держали сигарету во рту так, чтобы она свисала с губы, и не вынимали правую руку из кармана, словно сжимая рукоятку пистолета. Уорд, без сомнения, импонировал им. Они ведь не знали, что у него слабое здоровье - недаром цвет лица циррозный, не видели, как он, пожелтев от страха и дрожа в своем светло-синем костюме, крался по аллейке между мусорных баков. - Вы не слишком симпатизируете мне, Чарли, но вам придется меня терпеть. И трижды в день наливать мне выпить. Я ведь ничего вам не сделал. Пока что не сделал. Джастин словно задался целью вывести Чарли из равновесия. Он по-прежнему, строго по расписанию, следовал из дома Элинор в бильярдную, оттуда на Главную улицу за газетами, потом в бар Чарли, в кафетерий, и его характерную походку начали в конце концов узнавать издали. Во второй половине дня он заглядывал в лавку китайца и отправлялся домой готовить холостяцкий обед в своей провонявшей, тускло освещенной комнате. Где ему встретить Новый год, кроме как у Чарли? Он распахнет дверь, его придется впустить - в такой день человека на улицу не выставляют, и он всем испортит праздник. Автомеханик Сойер, хотя и не завсегдатай бара, но иногда пропускавший там стакан пива, спросил как-то вечером Чарли: - Правда, что мой парень бывает в лавочке напротив? - Какой он из себя? - Длинный, худощавый, рыжий, одет как попало, куртка желтая, в пятнах. - Вроде бы видел. - Я боялся, что он мне наврал. Выгребает он перед сном все из карманов, а я гляжу - двадцатидолларовая бумажка. Он говорит - на бильярде выиграл. Похоже, он вправду лучший игрок в своей компании и обчищает всех за милую душу. Он еще гордился сынком, дуралей! А не знал, что в двух шагах от него, в углу бара, Джастин Уорд, как жаба, пялит на него ничего не выражающие глаза. - Вряд ли это так уж ему на пользу! - заикнулся Чарли. - Понятно, старый греховодник! Ты предпочитаешь, чтобы он играл на скачках, верно? Налей-ка поживее, а то мне на работу пора. Ладно, Сойера он как-никак предостерег. Он поговорит и с Норделом. Если надо - сходит к нему. Почему бы нет? Теперь, кто бы ни заговаривал с ним о Джастине, Чарли неизменно подмывало выпалить: - Он вас ненавидит! Да, одна только ненависть! Устоявшаяся, сосредоточенная, прогорклая ненависть к богатым фермерам, владеющим белыми домами, самолетами, многоместными машинами и проводящими зиму в Калифорнии или Флориде; ненависть еще более заметная и, так сказать, искренняя к жителям Вязовой улицы и Холма, ко всем, кто безмятежно проводит вечера в согретых уютом домах, в кругу семьи, среди детей, кто воскресным утром, в хорошей одежде, улыбаясь, собирается на церковной паперти, с кем раскланиваются на улицах, кому шлют улыбки, кто зарабатывает деньги бизнесом; ненависть к тем, кто служит у этих людей и доволен своей судьбой. |
