– Хочешь задержаться и поболтать с кем‑нибудь из друзей?

– Почему бы и нет? С тех пор как вернулась, никого еще не видела.

– Тогда вперед, миледи. Отдадим себя на съедение львам. Кто первый?

Еще при входе Кизия заметила, что приехали абсолютно все. Обойдя дюжину столиков и задержавшись около шести‑семи стоящих вдоль стены танцевального зала групп, она с радостью заметила двух своих приятельниц. Уитни подвел ее к ним и отправился выкурить сигару со своим старшим партнером. Небольшой доверительный разговор с «Монте‑Кристо» в руках никогда не повредит. Он помахал ей на прощание и исчез среди черно‑белой компании, выпускающей дым лучших гаванских сигар.

– Привет обеим! – Кизия присоединилась к двум высоким худым молодым женщинам, которые, казалось, были удивлены ее появлением.

– Не знала, что ты вернулась! – Их щеки почти соприкоснулись, когда они обменялись почти поцелуями. Дамы смотрели друг на друга с явным удовольствием. Тиффани Бенджамин была прилично пьяна, но Марина Уолтере выглядела бодрой и оживленной. Тиффани – жена Уильямса Паттерсона Бенджамина IV. человека номер два в самой большой брокерской конторе Уолл‑стрита. Марина разведена. И ей это нравится. По крайней мере по ее собственным словам. Хотя у Кизии совсем другие сведения.

– Когда ты вернулась из Европы? – С улыбкой одобрения Марина разглядывала ее платье. – С ума сойти, какое платье. Сен‑Лоран?

Кизия кивнула.

– Я так и думала.

– Ваше, полагаю, тоже, мадам Зоркий Глаз. – Марина, довольная, кивнула, но Кизия знала, что платье всего лишь копия. – Знаешь, я вернулась два дня назад, но чувство такое, будто никуда и не уезжала. – Поддерживая беседу, Кизия время от времени оглядывала зал.

– Мне это знакомо. Я вернулась на прошлой неделе, чтобы отдать детей в школу. После того как мы побывали у ортодонта, заказали школьную форму и обувь, посетили три дня рождения, я уже забыла о том, что куда‑то ездила. Я готова к новому летнему сезону. Где ты была в этом году Кизия?

– На юге Франции, а два последних дня – у Хилари в Марбелья. А ты, Марина?

– Целое лето в Хэмптоне. Ужасно скучно. У меня бывали летние сезоны и получше. Кизия приподняла бровь.

– А в чем дело?

– Никаких мужчин, вообще ничего такого…

Ей вот‑вот исполнится тридцать шесть, и пора уже побеспокоиться о мешках под глазами. Прошлым летом «восхитительный врач» в Цюрихе подтянул ей грудь. Кизия намекнула на это в своей колонке, и Марина была вне себя от ярости.

Тиффани ездила на лето в Грецию, а еще несколько дней провела у дальних родственников в Риме. Биллу надо было вернуться домой пораньше. «Буллок и Бенджамин» требовала постоянного внимания своих директоров. Но Биллу это очень нравилось. Работа заставляла его забывать о еде, о сне и о любви. Само сердце его билось в такт колебаниям рынка. Так писал Мартин Хэллам в своей колонке. Но Тиффани его понимала: таким же был и ее отец. Президент фондовой биржи лишь за месяц до инфаркта, что свел его в могилу, удалился от дел, занявшись игрой в гольф. Смерть настигла его между биржей и курсами гольфа. Жизнь матери Тиффани была менее напряженной. Как и дочь, она пила. Но гораздо меньше.

Тиффани гордилась Биллом. Он был значительным лицом. Даже более значительным, чем ее отец. Или брат. А брат, черт возьми, работал не меньше Билла. Так говорила Глория. Брат был одним из юристов фирмы «Уиллер, Споулдинг и Форбс», принадлежавшей к старейшим на; Уоллстрит. Но самым важным учреждением Уолл‑стрит была фондовая биржа «Буллок и Бенджамин». Это придавало значительности и самой Тиффани. Миссис Уильям Паттерсон Бенджамин IV.