– А почему бы и не поговорить о честности и принципиальности? – спрашивает Вероника Степановна. – Да и о верности слову тоже не грех побеседовать…

Алла Семеновна молча курит. Весь ее вид красноречиво, без слов, утверждает: «Что еще можно от тебя ожидать?»

– Ты не любишь и не уважаешь Сержа, тебя с души воротит, как только он начинает вещать.

– Ну и что с того? – лениво спрашивает Алла Семеновна.

– Ты согласна со мной?

– Согласна, ну и что же?

– А то, что ты вдруг начала яростно защищать его, презирая его в душе и даже ненавидя!

– Мне не свойственны столь сильные эмоции.

Вероника Степановна не слушает ее.

– Только не волнуйся, он тебя тоже выгонит, не позабудет о тебе, правда, может быть, на два дня позднее, чем всех остальных.

– Поживем – поглядим.

– И глядеть нечего. Ты и сама знаешь, что я говорю чистую правду.

– Мама, тетя Алла, хотите пирога с капустой? У меня уже готов, – вмешивается Наташа.

Открыв дверцу духовки, она вынимает противень с румяным, пахучим пирогом. Кухня заполняется ангельским ароматом.

– Не надо, – мрачно изрекает Вероника Степановна, но тут же спохватывается, – как никак есть закон гостеприимства, который невозможно обойти. – Алла, может быть, ты хочешь?

– Еще чего! Мне только горячего теста не хватало. Я и так за одну неделю ни с того ни с сего целых два кило прибавила!

Наташа вопросительно поглядывает на меня. Я мотаю головой:

– Не хочу.

– Напрасно, – говорит Наташа.

Пирог с капустой – вершина ее мастерства. Я еще никогда и нигде не едала такого вкусного пирога с румяной корочкой, с нежной и сочной начинкой.

– Ты знаешь, Алла, что такое Серж? – снова начинает Вероника Степановна.

– Еще бы не знать!

Я тоже его знаю. То есть видела его один раз, как то была с Наташей в театре, и она показала мне Сержа. Он необычайно импозантен, представителен, темноволосый, румяный, с родинками на бабьем лице. Так импозантны и представительны зачастую бывают круглые дураки.

Но, думается, Серж не дурак. У него цепкие глаза, взгляд въедливый, пронзительный. И он превосходно знает, что́ ему следует делать, умеет все высчитать и разложить по полочкам и не совершает поступков, почему либо для него невыгодных. Нет, какой там дурак…

– Мама, ты сварила картошку? – спрашивает Наташа.

– Какую картошку? – удивляется Вероника Степановна и тут же вспоминает: – Ах да, ты просила сварить картошку для винегрета.

– Где же она?

– Я забыла.

– Жаль.

– Нечего жалеть, вон в кастрюльке отварная картошка, видишь?

– Вижу. Так она же чищеная, а для винегрета нужна в мундире.

– Предрассудок, – решительно заявляет Вероника Степановна. – Почему непременно в мундире?

– Мамочка, – мягко говорит Наташа, – очень прошу тебя, не вмешивайся в дела, которые тебе непонятны. Позволь уж мне решать, какая, к примеру, нужна картошка для винегрета или чем следует заправлять суп.

– Ну и решай, пожалуйста, – великодушно позволяет Вероника Степановна и снова обращается к Алле Семеновне: – Так вот, твой Серж подонок.

– Он мой такой же, как и твой!

– Но я его не защищаю.

– Возможно.

– Алла, вспомни, что́ ты недавно сама же о нем говорила!

– «Все, что было, позабыла, все, что будет, позабудет», – устало отвечает Алла Семеновна словами некоей песни.

Она в образе, определенно играет какую то роль, только ей известную.