Сева взял собаку на руки, она не противилась, только глядела на Севу своими зелеными спокойными глазами.
– Ничего, – сказал Сева, – все будет нормально, даже, если хочешь, о’кэй.
Он привез собаку домой. Ирина Петровна закричала не помня себя:
– Не могу смотреть! Кровь из лапы капает…
Зато Рена, молодчина, не растерялась, прикрикнула на мать:
– Как тебе не стыдно, мама! Надо пожалеть несчастного пса, а ты кричишь как зарезанная!
Ирина Петровна мгновенно притихла, даже согласилась согреть воды. Сева хорошенько промыл лапу горячей водой, залил йодом. Вместе с Реной тщательно осмотрел лапу.
Оба установили: перелома нет.
– Если через день не будет лучше, – сказала Рена, – позовем ветеринара.
Через день стало лучше, а еще через три дня Цыган уже весело прыгал, встречая Севу, вернувшегося со смены.
Рена сказала:
– По моему, это чудо ума и сообразительности.
– Я тоже так думаю, – согласился Сева. – Мы оставим его у нас.
– Оставим? – переспросила Ирина Петровна. – А как же соседи? Вдруг кто то против?
– Пусть скажет об этом персонально мне, – ответил Сева.
– Но в коммунальных квартирах, – не сдавалась Ирина Петровна, – требуется общее согласие жильцов, если хочешь держать животных.
– Пусть скажут о своем несогласии лично мне, – снова повторил Сева.
Но никто не сказал ни одного слова против Цыгана, и он остался жить в семье на равных. Даже Ирина Петровна со временем полюбила его, а он больше всех любил только двоих – Севу и Рену, ко всем остальным людям относился равнодушно терпимо, – дескать, существуете рядом, ну и существуйте, мне то, в конце концов, все равно…
Ирина Петровна с некоторого времени стала уговаривать Севу:
– Женись! Сколько можно холостяком гулять? Скоро тридцать, а там уже и сороковка не за горами.
– А там и полсотни, – в тон ей говорил Сева. – И все сто недалеко…
Рена после упрекала мать:
– Зачем ты уговариваешь его жениться? А если он не хочет?
– Как это так – не хочет? – удивлялась мать. – Пора бы хотеть.
Она была не злой, но ума и такта ей явно не хватало.
Рена не любила с нею спорить: свои руки не подложишь, своего ума не добавишь, пусть ее думает как хочет.
Незадолго до Нового года Рена попросила мать пойти в ГУМ, купить для Севы куклу.
– Только чтобы была красивая, – попросила Рена. – Выбери самую красивую.
Ирина Петровна купила куклу на свой вкус – золотоволосую, с полуоткрытым ртом, глаза карие, ресницы лежат на щеках, белая шея с ямочкой посередине.
Сева сказал:
– Что за прелесть!
Но Рене подумалось, что кукла ему не очень по душе, та, первая, нравилась куда больше. Просто, чтобы не огорчать ее, Рену, он хвалит эту куклу.
Впрочем, не в кукле счастье, совсем не в кукле…
Сева, как и многие таксисты, работал через день. Рена любила Севины выходные, когда они оставались вдвоем, друг с другом. Вернее, не вдвоем, а втроем – вместе С Цыганом; Ирина Петровна работала в фирме «Заря», с утра уходила ухаживать за больными.
И вот Сева с Реной одни, никто им не мешает, никому до них нет дела.
И тогда начиналась игра, та самая, о которой знали лишь они двое, и больше никто, увлекательная, обольстительная, одинаково отрадная для них обоих.
Он садился возле ее кресла на низенькую скамеечку.
– Наука идет вперед огромными шагами, – говорил он. – В один прекрасный день мы тебе достанем такое лекарство, от которого ты встанешь и пойдешь на своих на двоих. Веришь?
– Верю, – говорила Рена. |