Изменить размер шрифта - +
Сева взял собаку на руки, она не противилась, только глядела на Севу своими зелеными спокойными глазами.

– Ничего, – сказал Сева, – все будет нормально, даже, если хочешь, о’кэй.

Он привез собаку домой. Ирина Петровна закричала не помня себя:

– Не могу смотреть! Кровь из лапы капает…

Зато Рена, молодчина, не растерялась, прикрикнула на мать:

– Как тебе не стыдно, мама! Надо пожалеть несчастного пса, а ты кричишь как зарезанная!

Ирина Петровна мгновенно притихла, даже согласилась согреть воды. Сева хорошенько промыл лапу горячей водой, залил йодом. Вместе с Реной тщательно осмотрел лапу.

Оба установили: перелома нет.

– Если через день не будет лучше, – сказала Рена, – позовем ветеринара.

Через день стало лучше, а еще через три дня Цыган уже весело прыгал, встречая Севу, вернувшегося со смены.

Рена сказала:

– По моему, это чудо ума и сообразительности.

– Я тоже так думаю, – согласился Сева. – Мы оставим его у нас.

– Оставим? – переспросила Ирина Петровна. – А как же соседи? Вдруг кто то против?

– Пусть скажет об этом персонально мне, – ответил Сева.

– Но в коммунальных квартирах, – не сдавалась Ирина Петровна, – требуется общее согласие жильцов, если хочешь держать животных.

– Пусть скажут о своем несогласии лично мне, – снова повторил Сева.

Но никто не сказал ни одного слова против Цыгана, и он остался жить в семье на равных. Даже Ирина Петровна со временем полюбила его, а он больше всех любил только двоих – Севу и Рену, ко всем остальным людям относился равнодушно терпимо, – дескать, существуете рядом, ну и существуйте, мне то, в конце концов, все равно…

Ирина Петровна с некоторого времени стала уговаривать Севу:

– Женись! Сколько можно холостяком гулять? Скоро тридцать, а там уже и сороковка не за горами.

– А там и полсотни, – в тон ей говорил Сева. – И все сто недалеко…

Рена после упрекала мать:

– Зачем ты уговариваешь его жениться? А если он не хочет?

– Как это так – не хочет? – удивлялась мать. – Пора бы хотеть.

Она была не злой, но ума и такта ей явно не хватало.

Рена не любила с нею спорить: свои руки не подложишь, своего ума не добавишь, пусть ее думает как хочет.

Незадолго до Нового года Рена попросила мать пойти в ГУМ, купить для Севы куклу.

– Только чтобы была красивая, – попросила Рена. – Выбери самую красивую.

Ирина Петровна купила куклу на свой вкус – золотоволосую, с полуоткрытым ртом, глаза карие, ресницы лежат на щеках, белая шея с ямочкой посередине.

Сева сказал:

– Что за прелесть!

Но Рене подумалось, что кукла ему не очень по душе, та, первая, нравилась куда больше. Просто, чтобы не огорчать ее, Рену, он хвалит эту куклу.

Впрочем, не в кукле счастье, совсем не в кукле…

Сева, как и многие таксисты, работал через день. Рена любила Севины выходные, когда они оставались вдвоем, друг с другом. Вернее, не вдвоем, а втроем – вместе С Цыганом; Ирина Петровна работала в фирме «Заря», с утра уходила ухаживать за больными.

И вот Сева с Реной одни, никто им не мешает, никому до них нет дела.

И тогда начиналась игра, та самая, о которой знали лишь они двое, и больше никто, увлекательная, обольстительная, одинаково отрадная для них обоих.

Он садился возле ее кресла на низенькую скамеечку.

– Наука идет вперед огромными шагами, – говорил он. – В один прекрасный день мы тебе достанем такое лекарство, от которого ты встанешь и пойдешь на своих на двоих. Веришь?

– Верю, – говорила Рена.

Быстрый переход