Подозреваю, что Фрэнни немного сумасшедшая. Веселая сумасшедшая, а не пугающая. На улице она курит, пока Саймон разговаривает о делах с мужчиной рядом. Затем она быстро гасит сигарету о железные перила, ее глаза сосредоточены на открытых дверях, которые ведут в бальный зал.

— Он нашел тебя.

Хочу повернуться, чтобы посмотреть.

— Николас?

Она не дает мне смотреть.

— Да, он идет сюда. — Она хлопает в ладоши. — Сейчас, когда он подойдет, ты должна изящно улыбнуться и притвориться, что ничего не случилось.

— Зачем мне это делать? — спрашиваю я.

— Он не будет знать, что с этим делать. Это сведет его с ума. Женское оружие массового уничтожения — это равнодушие и недоумение.

Чувствую, я должна это записать.

— Он идет. Приготовься. — Она шлепает меня пониже спины. — Подбородок вверх, сиськи вперед.

Будто имея собственный разум, мой подбородок приподнимается и плечи распрямляются, выталкивая грудь вперед. И верите или нет, но это действительно заставляет меня чувствовать себя сильнее. Более могущественной.

— Оливия.

До тех пор, пока он не зовет меня по имени. От этого звука я закрываю глаза. То, как он его произносит — не будет и дня, когда я перестану любить звук моего имени на его губах.

Собравшись с духом, я поворачиваюсь к Николасу, но на самом деле не смотрю ему в лицо — вместо этого я смотрю прямо через его правое плечо на яркие, блестящие огни золотой люстры. Я чувствую его взгляд на своем лице, наблюдающий за мной, читающий меня. Мне не выпадает шанса притвориться, что все в порядке. Потому что, не говоря больше ни слова, Николас хватает меня за руку и тянет к ступенькам, ведущим с террасы в сад.

— Пойдем.

Он ведет меня по извилистой тусклой тропинке к белой беседке на эстакаде. Садовые лампочки звенят, отбрасывая мягкое свечение, но под крышей темно и уединенно. Я придерживаю платье, поднимаясь по ступенькам.

— Почему тебе не нравится Фрэнни?

Он сказал мне в Нью-Йорке, что они не ладят, что он ее терпеть не может. Но он удивлен моим вопросом.

— А… Саймон влюбился в нее с первого взгляда, но она снова и снова отмахивалась от него. В ту ночь, когда он сказал ей, что любит ее, она сказала, что никогда не сможет быть с ним — а когда я вернулся домой, нашел ее в своей постели. Голую.

Ревность, горячая и жгучая, жалит меня. И шок.

— Ты спал с ней?

— Конечно, нет, — говорит он тихо и ворчливо. — Я бы никогда так не поступил с Саймоном. Я рассказал ему об этом, но ему было все равно. Он сказал, что они «работают над своими проблемами». Вскоре после этого они стали парой… и несколько месяцев назад поженились. Я перестал пытаться понять это.

Я сажусь на скамейку.

— Иисусе. Она не похожа на кого-то… кто мог бы сделать подобное. Она была добра ко мне.

Николас стоит передо мной, его лицо частично скрыто темнотой.

— Рад, что она была к тебе добра, но здесь не всегда все такое, каким кажется. Я должен был сказать тебе это раньше. — Он проводит рукой по волосам. — Мне следовало многое тебе рассказать, Оливия.