Но я не привык… говорить… вслух.
Я не понимаю, что это значит. Он садится рядом со мной, его голос приглушен.
— Я хочу рассказать тебе о Люси. Хочу объяснить.
Хочу вести себя как взрослая женщина — из тех, кто говорит, что он не обязан мне ничего объяснять. Наши отношения временные. Но мое сердце… мое сердце стучит громко от того, что он делает.
— Почему ты был с ней? Почему оставил меня одну? Ты целовал ее, Николас? Было похоже, что мог бы.
Его рука касается моего подбородка.
— Сожалею, что ты осталась одна… я не хотел, чтобы это случилось. Нет, я не целовал ее. Клянусь тебе памятью родителей ничего не было.
Облегчение ослабляет клещи, сжавшие мое сердце. Потому что я знаю, он никогда бы не упомянул своих родителей, если бы не говорил правду
— Тогда что же произошло?
Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени и глядя в землю.
— Я познакомился с Люси в школе, в Брайар-Хаусе, когда мы оба учились в старших классах. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Такой хрупкой, что мне хотелось защищать ее. Мы начали встречаться… СМИ пришли в неистовство, и я боялся, что это отпугнет ее. Но это ее не беспокоило, и я помню подумал, что она сильнее, чем я считал. — Он делает глубокий вдох, потирая затылок. — Она забеременела, когда нам было по семнадцать. Я был глуп — беспечен.
— О Боже мой.
Он кивает, глядя на меня.
— Беременность в таком возрасте трудна для всех, но добавь…
— То, что ты будущий лидер страны, — заканчиваю я за него фразу.
— И это было шоу ужасов. Ее семья хотела немедленно начать планировать свадьбу, хотела, чтобы Дворец объявил о нашей помолвке. Моя бабушка потребовала провести повторные анализы и тесты, чтобы подтвердить, что она действительно беременна и что действительно от меня.
И снова меня поражает странность жизни Николаса — архаичные правила, загоняющие его в угол.
— Чего хотел ты? — спрашиваю я, потому что у меня такое чувство, что никто другой этого не сделал.
— Я хотел… сделать все правильно. Я любил ее. — Он трет лицо. — В конце концов, это не имело значения. Всего через несколько недель после того, как она узнала о беременности, она потеряла ребенка, выкидыш. Она была убита горем.
— А ты?
Он отвечает не сразу. Затем тихо произносит:
— Я был… свободен. Я не хотел брать на себя такую ответственность. Пока нет.
Я поглаживаю его по плечу.
— Это понятно.
Он сглатывает и кивает.
— Когда учебный год закончился, бабушка отправила меня на лето в Японию… с гуманитарной миссией. Мы с Люси сначала разговаривали по телефону, переписывались… но я был так занят. Когда осенью я вернулся в школу, все было по-другому. Я был другим. Я заботился о ней, но мои чувства изменились. Я порвал с ней так мягко, как только мог, но она все равно восприняла это… плохо.
Печаль накатывает на меня волной.
— Насколько плохо?
— Спустя неделю она попыталась покончить с собой. Ее семья отправила ее в больницу. Хорошее место, но в школу она так и не вернулась. И я всегда чувствовал себя… виноватым из-за всего этого. Ответственным. Это не попало в газеты — не знаю, кому дворец должен был заплатить или кого убить, чтобы сохранить все в тайне, но об этом не было написано ни одной строки. |