— Нет, определенно нет — ты порежешь себя на кусочки. — Я тычу пальцем в острое, тяжелое прямое лезвие. — Я имею в виду… я могу побрить тебя.

Ее глаза темнеют, как бывает, когда она стоит на краю — прямо перед тем, как кончить. И придвигается ближе ко мне.

— Ты… хочешь сделать это?

Мой взгляд скользит вниз, по каждому роскошному сантиметру ее тела.

— О, да.

— Хо… хорошо, — соглашается она, напряженно и задыхаясь.

Уголок моих губ приподнимается, когда я осторожно снимаю халат с ее плеч и спускаю его вниз. Открывая бледные, округлые изгибы, такие нежные и аппетитные.

Я подхватываю Оливию на руки и сажаю ее на туалетный столик, ее ноги свешиваются. Холодный мрамор заставляет ее взвизгнуть, и мы оба смеемся. Потом она тянется ко мне для поцелуя — но я сдерживаюсь.

— Нет-нет, не сейчас. Мне нужно сосредоточить все свое внимание… — я провожу рукой по ее бедру, накрывая ладонью ее между ног, — …здесь.

Глаза Оливии закатываются от этого прикосновения, а бедра слегка приподнимаются, прижимаясь к моей ладони. Все, что мне хочется сделать, это скользнуть пальцем в ее влажный, тугой жар. Чтобы ее желание сомкнулось на моем члене.

Я выдыхаю. Это, черт возьми, будет сложнее, чем я думал.

Я облизываю губы, взбивая крем для бритья в теплую густую пену, чувствуя, как ее глаза следят за каждым моим движением. Опускаю полотенце под теплую воду, обматываю его вокруг ее икры, чтобы согреть и смягчить кожу.

А затем провожу по ней кашемировой кистью. Направляясь вверх по ноге, по рельефу ее скульптурной икры, оставляя за собой белый след из крема. Я дышу ровно, успокаивая себя, подношу бритву, нежно веду ею по ее коже. Промываю лезвие, затем медленными движениями повторяю все снова и снова.

После того, как обе икры и ее колени готовы, я приступаю к работе над каждым бедром.

Оливия задыхается, когда щетина щекочет нежную кожу между ног у вершины ее бедер. Когда по тому же пути следует бритва — достигая места их соединения — она стонет.

И все, что я хочу сделать, это сорвать полотенце со своих бедер и бесконечно трахать ее на столике в ванной. Член ноет, истекая влагой, и каждая мышца в моем теле натянута так сильно, что это граничит с болью.

Лучшее я оставляю напоследок.

Ее сладкую, прекрасную киску.

Повторяю процесс — сначала теплое полотенце — кладу его на нее, потирая клитор под ним, потому что как я могу этого не сделать? Она начинает ерзать, извиваться, и мне приходится ее увещевать.

— Сиди спокойно. Мне придется прекратить, если ты не будешь сидеть спокойно.

Да, я дразню ее — мучаю. Потому что сейчас, черт возьми, я не могу остановиться.

Оливия вцепилась в край стола так, что костяшки ее пальцев побелели, и уставилась на меня блестящими глазами, остекленевшими от безумного вожделения.

Как только она вся покрыта кремом, я бросаю кисть в раковину. Прижимаю бритву к ее плоти, внизу — к этим набухшим, идеальным губам. И останавливаюсь, глядя ей в глаза.

— Доверься мне.

Она кивает, почти отчаянно. И я провожу бритвой вверх, удаляя едва заметные крошечные ростки волос. Двигаюсь к ее вагине, ведя вниз маленькими, осторожными движениями — будучи уверенным, что оставляю ее прекрасный, мягкий островок, который мне так нравится.

Закончив, я откладываю бритву в сторону и беру еще теплое полотенце.