— Именно. — Затем она снова переводит взгляд на камин. — Дядя девочки погиб в результате несчастного случая на дороге. Его сбросил конь и растоптал — его голова была раздавлена копытами, как дыня.

Хорошо.

— К тому времени девочка уже мечтала о том, чтобы разрезать себе лицо, чтобы соответствовать тому, насколько уродливо она себя чувствовала внутри. Но она не могла заставить себя сделать это. — Фрэнни на мгновение замолкает, погруженная в воспоминания, мерцающие в ее красивых темных глазах. — И вместо этого она вела себя отвратительно. Жестокая. Ядовитая маленькая штучка. У нее это очень хорошо получалось. И она выросла самой уродливой красоткой на всем белом свете.

Фрэнни пьет свой бренди.

— Пока однажды она не встретила парня. А он оказался нелепым, неуклюжим и самым добрым, самым милым человеком, которого она когда-либо знала. Девушка была уверена, что никогда не сможет быть с ним — потому что, как только он узнает, насколько она уродлива внутри, он уйдет, и она развалится на части. Тогда она стала к нему бессердечна. Пыталась прогнать его всеми доступными ей способами. Она даже попыталась соблазнить его друга, но ничего не получалось. Парень… ждал. Не как слабак, а с терпением. Как родитель позволяет истеричному ребенку кричать, плакать и биться о землю, пока ребенок не устанет. И однажды ночью, случилось вот что. Девушка вопила, брыкалась и всхлипывала… и рассказала ему все. Все это уродство.

И он не просто полюбил ее… он полюбил ее еще больше. Он сказал ей, что не ее лицо заставило его полюбить ее — он сказал, что будет любить ее, даже если ослепнет, потому что внутри нее была искра, захватившая его в тот момент, когда они встретились. И она наконец начала ему верить. С ним она чувствовала себя в безопасности… и хорошо… и, может быть, даже немного красивой.

Я тянусь к Фрэнни и крепко ее обнимаю, поглаживая мягкие темные волосы. Потом я сажусь и смотрю на нее снизу вверх.

— Зачем ты мне это рассказала?

— Потому что, Оливия, это место — прелестная кучка дерьма с тысячью кровожадных мух. Но в нем есть доброта. Я это почувствовала. Я нашла его. — Она накрывает мою руку, сжимая. — А мой Саймон любит Николаса как брата. Так что если он любит его, я знаю, что он один из хороших.

Раздается стук в дверь. Похлопав меня по колену, Фрэнни встает и открывает ее. И Саймон Барристер смотрит на нее, не так, как будто она самая красивая девушка в мире, а как будто она центр его вселенной.

— Пора идти, дорогая.

Он усмехается. Фрэнни машет рукой.

— Спокойной ночи, Оливия.

— Спасибо тебе, Фрэнни, за все.

Когда они выходят за дверь и идут по коридору, я слышу, как Фрэнни говорит:

— Я очень пьяна, Саймон, сегодня тебе придется делать всю работу.

— Меня устраивает, любовь моя. Это один из моих любимых способов — наряду со всеми другими.

Я ставлю бокал с бренди на стол и закрываю дверь. Потом выключаю свет, снимаю халат и ложусь в постель. В комнате темно и тихо. Достаточно тихо, чтобы расслышать скрип открывающейся потайной двери и размеренные шаги по комнате.

Николас появляется рядом с моей кроватью, преклоняет колени, как святые в витражных окнах собора, и смотрит на меня сквозь темноту опустошенным взглядом.

— Прости меня.

Трудно не чувствовать себя плохо из-за него, когда его раскаяние так неприкрыто и реально.