— Тебе нужен отпуск. Или хотя бы выходной. Тебе следовало сходить выпить вчера вечером. Я поехал в новое заведение в Челси и встретил самого фантастического мужчину. Глаза Мэтта Бомера с улыбкой Шемара Мура. — Он шевелит бровями. — Мы должны встретиться сегодня вечером.

Я передаю ему кофейный фильтр, когда в переулок въезжает грузовик. Затем следующие двадцать минут я провожу за спором с толстошеим качком о том, почему я не принимаю или не плачу за плесневелый мать его, товар, который он пытается мне втюхать.

И день становится все лучше.

Я включаю свет у входа и переворачиваю табличку «ЗАКРЫТО» на «ОТКРЫТО», чтобы сделать это ровно в шесть тридцать. Я по привычке поворачиваю замок на двери — он сломан уже несколько месяцев; у меня просто не было возможности купить замену.

Сначала не похоже, что снег будет полной катастрофой — мы получаем наших, жаждущих кофе по пути на работу, местных жителей. Вместе с маленькой миссис Макгиллакатти, девяностолетней женщиной, живущей за два квартала отсюда, которая каждый день ходит сюда для утренней разминки.

К девяти часам я включаю телевизор в конце стойки, чтобы не было слышно посторонних звуков, и мы с Марти смотрим в окно, наблюдая, как снежная буря превращается в метель века. Там нет даже слабого намека на клиентов — все умерли — так я это называю.

— Как насчет того, чтобы вместе со мной почистить холодильник и кладовку и помыть духовку?

Марти поднимает кружку с кофе.

— Показывай дорогу, подруга.

В полдень я отправляю Марти домой. В час объявляют чрезвычайное положение — на дорогу допускаются только служебные автомобили. В два моя семнадцатилетняя сестра Элли, как вихрь, врывается в магазин, ликует, что школу так рано закрыли, а затем сразу же уносится прочь, чтобы устроить бурю в квартире своей подруги. Во второй половине дня несколько случайных клиентов останавливаются, запасаясь для себя пирогами, чтобы перезимовать во время шторма. В шесть я работаю над счетами — то есть раскладываю бумаги, гроссбухи и банковские извещения на одном из столов перед входом и смотрю на них.

Стоимость сахара — охренительно высока. Кофе и того больше. Я отказываюсь экономить на фруктах. Еженедельно посылаю Марти в Максвелл-Фармс — они выращивают лучшие продукты в штате. К половине десятого мои глаза начинают закрываться, и я решаю, что на сегодня хватит. Я нахожусь в задней части дома, на кухне, засовываю завернутый в пластик пирог в холодильник, когда слышу звон колокольчика над дверью и голоса — два разных голоса входят, споря, как это делают мужчины.

— Знаешь, у меня замерзли пальцы. Об обморожении не может быть и речи — мои пальцы — третья любимая часть тела у Фрэнни.

— Твой банковский счет — первая, вторая и третья любимые части Фрэнни. И ты ворчишь, как старуха. Мы даже не шли так долго.

Мое внимание привлекает голос второго парня. У них обоих акцент, но его голос глубже и мягче. Звук похож на теплую ванну после долгого дня, успокаивающую и блаженную.

Выхожу из кухонной дверь. И думаю, что мой язык вывалиться изо рта. На нем смокинг, черный галстук небрежно болтается на шее, две верхние пуговицы белоснежной рубашки расстегнуты, дразня видом бронзовой груди. Смокинг облегает его так, что под ним видны твердые, рельефные мышцы и упругую, разгоряченную кожу. Его челюсть словно высечена из теплого мрамора. У него волевой подбородок под выступающими скулами, за которые модель с обложки GQ могла бы убить. Прямой нос, полные губы, идеально подходящие для того, чтобы шептать темные непристойности.