Изменить размер шрифта - +
Мы завладели вниманием всего зала. Даже пары, уже танцующие, останавливаются и поворачиваются в нашу сторону.

 

Когда я обнимаю ее и веду в танце, Оливия нервно шепчет:

 

— Все смотрят на нас.

 

Люди смотрели на меня всю мою жизнь. Это то, что я неохотно терпел, принимал независимо от того, насколько это раздражало.

 

Только не сейчас.

 

— Хорошо.

 

 

 

В ранние утренние часы, перед рассветом, я двигаюсь внутри Оливии — на ней — в едином с ней дыхании, раскаленное удовольствие пробегает через нас обоих с каждым долгим, медленным движением моих бедер. Это занятие любовью, в самом прямом, чистом смысле этого слова.

 

Наши мысли, тела, души — не наши. Они кружатся и сливаются воедино, становясь чем-то новым и совершенным. Я держу ее лицо, пока целую, мой язык скользит по ее, наши сердца бьются в такт. Искры ударяются о мой позвоночник, покалывая электричеством, которое намекает на разрушительный оргазм, который нарастает.

 

Но не сейчас… я не хочу, чтобы это закончилось.

 

Мои бедра замедляются, и мой таз упирается в Оливию, где я остаюсь похороненным, касаясь самой глубокой ее части.

 

Чувствую ее руку на своем подбородке и открываю глаза. Ожерелье все еще на ней — оно блестит в лунном свете, но не так ярко, как ее глаза.

 

— Попроси меня еще раз, Николас.

 

Шепот надежды. Благословенной, прекрасной, волнующей надежды.

 

— Останься.

 

Ее мягкие губы улыбаются.

 

— И на сколько?

 

Мой голос приглушен и груб от мольбы.

 

— Навсегда.

 

Оливия смотрит мне прямо в глаза, и ее улыбка становится шире, а голова подпрыгивает в легчайшем кивке.

 

— Да.

 

 

 

 

 

ГЛАВА 23

 

Оливия

 

На следующее утро голова у Николаса практически кружится.

 

Мы оба такие.

 

Целуемся и смеемся — не можем оторваться друг от друга. Потому что это новый день.

 

Раньше я никогда не понимала этого выражения. Я имею в виду, разве не каждый день — это «новый день»? Но теперь я понимаю. Потому что наше будущее — каким бы оно ни было — начинается сегодня. И мы с Николасом идем туда вместе.

 

Мы завтракаем в его комнате. Вместе долго принимаем душ — горячий во многих отношениях. Наконец, ближе к вечеру одеваемся и отправляемся в путь.

 

Николас хочет снова покататься со мной на велосипедах. Но когда мы спускаемся вниз, Уинстон — «главный Темный Костюм», как называет его Николас, — уже ждет нас.

 

— Есть дело, о котором мы должны поговорить, Ваша Светлость, — говорит он Николасу, совершенно не глядя на меня. Большой палец Николаса медленно поглаживает тыльную сторону моей руки.

 

— Мы как раз собрались уходить, Уинстон. Это может подождать?

 

— Боюсь, что нет. Это довольно срочно.

 

Николас вздыхает. И я стараюсь быть полезной.

 

— Я побуду в библиотеке, пока ты не закончишь.

 

Он кивает.

 

— Хорошо.

 

Он целует меня в губы, нежно, быстро, а потом идет делать то, что ему нужно.

 

Примерно через сорок пять минут я все еще нахожусь в величественной дворцовой библиотеке — это два этажа сияющего отполированного дерева, пахнущего лимоном, полки забиты сплошными древними томами, переплетенными в кожу.

Быстрый переход