Глупым.

Я оборачиваюсь и хлопаю брата по плечу.

— Эй.

— Да?

— Поменяйся со мной.

— Поменяться чем? — спрашивает Генри.

Я двигаю пальцем.

— Нашими местами.

Он наклоняется, глядя на спину нашей бабушки.

— Ты должен следовать за бабушкой. Быть вторым в очереди приема.

Я пожимаю плечами.

— Она не оглядывается назад. Она не узнает, пока ты не окажешься рядом с ней — а после она смириться. Ты можешь справиться с приветствием гостей вторым по очереди — я верю в тебя.

— Это противоречит протоколу, — насмехается Генри, потому что я уже знаю, что он скажет «да».

Я снова пожимаю плечами.

— Черт с ним.

Он усмехается и смотрит на меня с гордостью в глазах.

— Ты превратила моего брата в мятежника, Олив. — Он похлопывает ее по руке. — Молодец.

Потом он меняется со мной местами.

Рука Оливии обвивается вокруг моей, и ее бедро касается моей ноги через ткань платья.

— Так-то лучше. — Я вздыхаю. Потому что когда держу ее под руку, мне кажется, что так было всегда — так и должно быть.

Бал в самом разгаре. Все наслаждаются — музыка менее нудная, чем в прошлые годы, оркестр смешивает исполнение популярной музыки с классикой. Люди танцуют, едят, смеются — а я стою в другом конце комнаты, на редкость в одиночестве, наблюдая.

Наблюдая за ней.

Это самое странное ощущение — прилив радости в моей груди, который всегда приносит взгляд на Оливию. Я чувствую прилив гордости, когда она двигается с такой уверенностью, болтая с женами послов, лидеров и различных членов королевской семьи, будто делала это всю свою жизнь — будто была для этого рождена. А потом наступает неизбежный приступ агонии — когда я вспоминаю, что она уходит.

Что всего через несколько дней она уйдет, потеряется для меня навсегда.

— С тобой все в порядке, Ники? — с тихой тревогой спрашивает Генри. Я не видел, как он подошел, и не знаю, как долго он был рядом со мной.

— Нет, Генри, — говорю я голосом, который совсем не похож на мой. — Не думаю.

Он кивает, затем сжимает мою руку и похлопывает по спине, пытаясь поддержать, придать мне сил. Это все, что он может сделать, потому что, как я сказал ему несколько месяцев назад… мы те, кто мы есть.

Я отталкиваюсь от стены и подхожу к дирижеру оркестра. Мы говорим несколько секунд, склонив головы друг к другу. Когда он охотно соглашается, я направляюсь к Оливии.

Я подхожу к ней как раз в тот момент, когда первые ноты песни разносятся по комнате.

И протягиваю руку.

— Могу я пригласить вас на танец, мисс Хэммонд?

На ее лице появляется понимание… а потом — обожание. Это песня выпускного вечера, которую она упомянула, что любит, но так и не станцевала — «Everything I Do».

Она наклоняет голову.

— Ты запомнил.

— Я помню все.

Оливия берет меня за руку, и я веду ее на танцпол. Мы завладели вниманием всего зала. Даже пары, уже танцующие, останавливаются и поворачиваются в нашу сторону.