Крапивин измерил его презрительным взглядом и медленно отчеканил:

– Свой миллион, господин депутат, вы просрали! Теперь речь идет о четырехстах наших.

* * *

Утром стало пригревать солнце, под ногами захлюпала снежная жижа. Толкая перед собой старенькую складную коляску, Таисия Кобылкина направлялась в молочную кухню. Дочь Оля спала с неизменной соской во рту. Одетая в чью‑то старенькую шубку не по росту, три вязаные шапочки одна на другую, и столько же пар шерстяных рейтузов, девочка напоминала большой кочан капусты.

Обогнав Кобылкину метров на пять, у тротуара затормозили темно‑вишневые «Жигули». Таисия не успела опомниться, как из салона выскочил Рыбаков и, поравнявшись с нею, подхватил ребенка на руки.

– Быстро в машину! – приказал он. – Складывай коляску!

– Да ты что?! – запротестовала было Кобылкина и стала растерянно озираться. – Куда ребенка?.. А ну, стой!..

Рыбаков остановился на секунду и тихо – так, чтобы не услышали прохожие – сказал:

– Только что в тюремной больнице убили Стаса. Жить хочешь?.. А она вот, – он приподнял девочку на руках, – хочет! Садись в машину, кому говорю!

– Ой, Господи! – запричитала Кобылкина, складывая коляску. – Что же это делается!.. Ой, горе, куда же мне…

Рыбаков положил ребенка на заднее сиденье, помог женщине затолкать коляску в багажник.

– Я хоть молока возьму! Скажи, чтоб меня без очереди пропустили! – закричала Кобылкина и побежала, но опер схватил ее за рукав, втащил в машину.

– В другой раз и в другом месте, – отрезал он и захлопнул дверцу.

Все произошло так быстро, что любопытные мамаши, столпившиеся у двери молочной кухни, не успели ничего сообразить.

– Варежку потеряли! – крикнула вдогонку одна из них, но «Жигули» были уже далеко.

– Куда вы меня везете? – забеспокоилась не на шутку перепуганная пассажирка, но Рыбаков оставил ее вопрос без ответа.

– Кто тебе велел мне позвонить? – в свою очередь спросил он. – Только не темни, Кобылкина! А то я тебя сейчас назад отвезу и высажу. Думаю, там тебя уже поджидают. Так кто?!

– Этот… как его… ну, Стас его возил одно время, когда в банке работал…

– Букельский?

– Он. И с ним еще один был в военной форме. Навроде полковник. Фамилию он не называл.

– Что они сказали?

– Чтобы я вам позвонила.

– А почему они обратились к тебе?

– Не знаю. Я от Стаса вышла из больницы, Букельский этот… он меня знал… подошел и пригласил в машину. А там полковник сидел. Трубку дали и велели позвонить.

– И все?

– Сто долларов дал. Сказал, помощь на ребенка. Рыбаков достал из‑под сиденья кейс и вынул из него фотографию Калитина.

– Этот приезжал с Букельским?

– Этот.

Несколько кварталов проехали молча.

– Что теперь будет? – не выдержала Кобылкина.

– Где твой отец в Кимрах живет? – снова ответил старлей вопросом на вопрос.

– На улице Розы Люксембург.

– Сейчас я тебя отвезу на Савеловский. Первой же электричкой уедешь к нему. Ясно?

Перехватив взгляд Рыбакова в зеркальце, Кобылкина взяла дочку на руки, кивнула.

– Позвонишь мне завтра утром. Если до двенадцати дня я не сниму трубку, найдешь в областной прокуратуре старшего следователя Акинфиева. Запомнила?

– Акинфиев, – старательно повторила женщина.

– Скажешь: «Центральный аэровокзал.