«…приостановлено в связи с сокрытием обвиняемого».

«…место пребывания обвиняемого не установлено».

«…на основании заключения медицинской экспертной комиссии, удостоверившей тяжкое психическое расстройство обвиняемого».

«…неустановлением лица, подлежащего ответственности в качестве обвиняемого».

«…неустановлением лица, подлежащего…»

«…неустановлением лица…»

«…неустановлением…»

Микроскоп: Александр Григорьевич, здесь «двести восемнадцатая» – сбыт взрывчатых. Возбуждено и приостановлено окружной.

Акинфиев: Шестнадцатого?.. Отложите.

Дробно стучит принтер. Папка, наработанная за двое суток, пополняется.

Девяносто первый обрушился шквалом, оползнем, камнепадом уголовных дел. Долгожданная, кровью завоеванная свобода! равенство! братство! процесс подлинной демократизации пошел: грабь, насилуй, убивай, воруй, спекулируй, вывози за рубеж сырье и секреты, вырезай из неостывших трупов органы – торгуй! Распад. Цепная реакция. Агония всего и вся. Или родовые муки?..

– «Доведение несовершеннолетнего до состояния опьянения». Давать?

– Отложите. Звонит Зубров.

– Александр Григорьевич! Факс из МВД Украины. Кочур Николай Трофимович в день смерти получил два письма. Это подтверждает настоятель отец Амвросий и братия монастыря. Найдено одно – от матери, проживающей в Косине. Текст прилагается.

– Где второе?

– Второе не обнаружено. Зато, как следует из копии протокола осмотра места происшествия, зафиксирован пепел.

– Что, что?..

– Кучка бумажного пепла на полу.

– Полагаете, ксерокопия мадам?

– Все может быть. Молчание.

– Значит, пепел…

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.

Как много чистых душ под колесом лазурным

Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?[2]

– Что вы сказали? Алло!

– Это не я сказал. Это Омар Хайям. Что у Фирмана с гильзой?

– Поехал Киреев. С минуты на минуту привезет заключение баллистов.

Отбой. Лекарство. За работу!..

* * *

Рыбаков въехал на стоянку у «Сарагосы» и заглушил мотор, но из салона не выходил, решил: пусть подойдут сами.

Сейчас на нем была потертая кожанка и джинсы, вместо элегантных туфель – стоптанные кроссовки. Никаких усов а‑ля Кларк Гейбл, очков и набриолиненных волос – ничего общего с самоуверенным «отпрыском дипломата». Таких, как этот, теперешний пружинистый и настороженный шпанистый переросток останавливает на улицах милиция. Тоже своего рода камуфляж и так же, как прежний, далекий от сути.

Скучно бранились в эфире патрули. Ничего не стоило вклиниться в «свою» волну с просьбой о помощи… Переборов искушение, опер щелкнул тумблером, индикатор потух.

Затянувшийся маскарад близился к финалу. Пять минут, которые оставались до назначенной встречи, затягивались, словно петля на шее.

Сзади неслышно подошли двое. Постучали по стеклу, поманили пальцем.

– Чего сидишь? Вылезай! – раздался знакомый голос Шалова.

Рыбаков взял с заднего сиденья «дипломат», вышел.

Надо же, подумал он, как в воду глядел, что не стал связываться с подразделениями: у этой парочки портативная рация, работает на милицейской волне.

– Лицом к тачке!.. Руки на крышу! – скомандовал неизвестный бандит и каблуком кованых ботинок постучал по щиколотке, раздвигая ноги.