– Лицом к тачке!.. Руки на крышу! – скомандовал неизвестный бандит и каблуком кованых ботинок постучал по щиколотке, раздвигая ноги.

Старлей повиновался. Ничего другого он не ожидал, правда, думал, что шмон будет в помещении.

«Макаров» из наплечной кобуры перекочевал в карман бандита. Сразу стало легче на семьсот тридцать граммов.

– Ты у него гранату поищи, – с ухмылкой посоветовал Шалов. – Он гранаты любит.

Гранаты у Рыбакова не было. Был в кармане нож с выкидным лезвием – забрали тоже. Еще был штык со сточенной до толщины лезвия рукояткой. Штык старлей привязал к плечу эластичным бинтом, толстая кожа куртки не давала прощупать это оружие.

«Дипломат» вырвали из рук.

– Это не для вас! – сказал Рыбаков.

– А нам и не нужно, – с обескураживающей логикой ответили бандиты.

Пока незнакомец перебирал папки, прощупывал завернутую в черную бумагу кассету с фотопленкой, интересовался ручкой и калькулятором, Шалов осмотрел машину.

– Что вы так боитесь? – усмехнулся опер. – Вас тут, как грязи, а я один.

– Один ты тут или не один – это еще надо проверить, – парировал Шалов. – Тачку запри.

Рыбаков вынул ключи из замка зажигания, запер дверцу.

– Давай ключи! – потребовал бандит.

– Зачем?

Объяснений не последовало. Ключи пришлось вложить в протянутую руку.

Хмурый незнакомец понес «дипломат» сам. Шалов дышал Рыбакову в затылок. Картина напоминала встречу какой‑то особо важной персоны, которой ради конспирации вздумалось нарядиться в «крутую» униформу.

Ресторан работал в обычном режиме. По заказу гостей из солнечного Солнцева музыканты наяривали блатные напевы.

Рыбаков поднялся по ступенькам. Хотел заглянуть в лицо швейцару, узнает ли, но швейцара заменили другим. В вестибюле шныряли «качки». Раньше никого из них старлей не видел.

– Тормозни, – положил ему руку на плечо Шалов. – Смена караула.

Хмурый передал «дипломат» узкоглазому охраннику. Все произошло без единого слова, явно по заранее отработанной схеме. Сзади вместо Шалова пристроились двое «качков».

– Шагай наверх!

Одиннадцать ступенек, покрытых ковровой дорожкой. Площадка с зарешеченным окошком‑бойницей. Еще одиннадцать ступенек.

– Мне нужно в туалет, – остановился Рыбаков. Давешний вальяжный «мэтр» в красном пиджаке усмехнулся:

– Ты же опер, Рыбаков. Должен знать, что такое «зачистка». «ТТ» из бачка мы забрали. Шагай наверх и не чирикай!

Рыбаков с трудом подавил смятение.

– Верно, я опер, а не «Афоня». В бачках не разбираюсь, – спокойно проговорил он и с расстановкой повторил: – Мне. Нужно. В туалет.

– Проводи его, – зыркнул «метрдотель» на узкоглазого. Рыбаков подождал, пока ему покажут дорогу, хотя после изъятия пистолета такой демарш выглядел наивно.

В туалете топтались посетители. Кабинка, куда старлей заходил днем, была занята – пришлось войти в другую. Под шум «водобачкового инструмента» Рыбаков выпростал из рукава штык, сунул за ремень под водолазку. Теперь для того, чтобы извлечь его, понадобилась бы секунда.

Съемный штык к автомату «М60» достался Рыбакову незаконно.

«Не вноси в протокол, начальник. Гадом буду, в деле не был! Возьми себе, пригодится», – жалобно просил торговец прибалтийскими вязаными рейтузами во время проверки в Лужниках. И у грозного «начальника» дрогнуло сердце при виде этого насмерть перепуганного рыхлого мужичка деревенского вида.