– И больше ничего?

– А что, мало?

– Почему же. Вполне. Пришел невидимка, спрятался под кровать. Ночью вылез, зарезал музыканта и скрылся. Предварительно прихватив с собой фотокарточку американской кинодивы. – Шелехов ничего не декларировал, говорил словно сам с собою. Демидов и Акинфиев, проработавшие с ним не один год, знали эту манеру – отрицать, подвергая факты сомнению. Запустить гигантский механизм расследования серийных убийств при таком ничтожном количестве улик весьма двойственного свойства, к тому же без достаточной уверенности в успехе, означало взять на себя большую ответственность. – Объект налицо, а вот объективных сторон, не говоря о субъектах преступления, я, простите, не вижу. Значит, что?.. Правильно: за исключением Черепанова – отсутствие состава преступления!

– Если в квартире Черепанова убийца не наследил… – начал Зубров, но Акинфиев перебил его:

– То есть что значит, не наследил, Сергей Николаевич?.. Только что вы с Глотовым говорили о его следах.

– Я вас понял, – кивнул Зуброву Шелехов. – А что, Пелешите с Авдышевым и Конокрадовым тоже была знакома?

Крыть было нечем, квалификация «серийное» трещала по швам, предположения и даже косвенные улики работали не лучше, чем автомобиль на постном масле.

– Теперь нож, – выбросил козырь Зубров. – Во‑первых, он тупой совершенно. А разрез на шее Черепанова очень глубокий, почти до шейных позвонков.

– Не провести ли нам следственный эксперимент? – пошутил Жора Глотов.

– Во‑вторых, – продолжал Зубров, – патологоанатом утверждает, что рассечение было произведено лезвием с острым концом. Я присутствовал на вскрытии и видел характерную царапину у верхнего края разреза. На том ноже, что нашли в шкафу, конец закруглен.

– Не тот нож? – заинтересованно спросил Шелехов. Зубров не рискнул быть категоричным, однако предположил:

– Если им и можно совершить подобное убийство, то не женщине. Тем более под воздействием снотворного, а не кокаина.

– Если она приняла его до, а не после убийства, – заметил начупр.

– А зачем? – спросил Микроскоп с деланно наивным видом.

– Вот именно! – поддержал стажера Акинфиев.

– Затем, чтобы заявить, если задержат: мол, спала и ничего не видела.

– Пелешите – девчонка, торговка, легкомысленная особа, не обремененная моралью, – пригвоздил подследственную Зубров. – На такую это не похоже.

– Тем более, сунуть в бельевой шкаф нож с отпечатками своих пальцев, – прибавил Микроскоп и заерзал на стуле.

– Ну, так отпустите эту невинную овечку, Сергей Николаевич, – сказал Шелехов. – В СИЗО мест не хватает, арестанты спят по очереди.

– У меня есть показания соседей, дворничихи и продавца автобусных талонов из киоска у дома Черепанова, – пропустил подначку мимо ушей Зубров. – Пелешите выскочила из подъезда, оглядывалась, пыталась остановить машину, убегала сперва в одну сторону, потом вскочила в автобус, шедший в другую, словно специально хотела обратить на себя внимание. Все это, заметьте, в начале седьмого. Смерть, по заключению эксперта, наступила в районе двух часов. Что же она сразу не убежала – под покровом ночи, когда на улице никого не было и в доме все спали? В конце концов, впечатление идиотки она не производит.