И
что, может быть, столь же редкостно, так это совершенно выдающееся качество
кушаний, подаваемых здесь к столу, - пища приготовлена искусно, стряпана как
парижане, необходимо сказать, забыли вкушать на великолепнейших обедах, она
напомнила мне искушенных стряпателей в Жан д'Ор. Взять хотя бы эту гусиную
печенку и забыть о том безвкусном муссе, который обычно под этим именем
подается, - и немного осталось мест, где обыкновенный картофельный салат
приготовлялся бы из такого же картофеля, упругого, как японские пуговицы
слоновой кости, матового, как костяная ложечка, с которой китаянки льют воду
на рыбу, которую только что поймали. Венецианское стекло предо мною -
роскошные алеющие самоцветы, окрашенные необычайным леовийским,
приобретенным у г-на Монталиве, и это - забава для воображения глаза, но
также, с позволения сказать, для воображения того, что именовалось некогда
брюхом - видеть несомого к столу калкана, у которого ничего общего с
тухловатыми калканами, подаваемыми к наироскошнейшим пиршествам, растянутое
путешествие коих отзывается проступанием в спинах костей их, но калкана,
который подан не быв склеен тем тестом, что готовят под именем Белого Соуса
столькие шеф-повара почтеннейших жилищ, но под настоящим Белым Соусом,
изготовленным на масле по пять франков за фунт, видеть несомого калкана на
прекрасной тарелочке Чин-Хона, пронизанной пурпурными царапинками заходящего
солнца, над морем, где сквозит веселая навигация лангустов, в пунктирчиках
шероховатых, столь необычно поданных, будто их размазали по трепещущим
панцирям, а по краешку тарелочки - выловленная удочкой юного китайца
рыбешка, что буквально восхищает перламутроблестящими оттенками серебряной
лазури своего живота. И когда я сказал Вердюрену, что, должно быть, уж очень
нежное удовольствие получает он, изысканно принимая пищу из этой коллекции,
которую не каждый принц сегодня может позволить себе в своем доме, хозяйка
меланхолически обронила: "Сразу видно, что вы его совсем не знаете". И затем
она рассказала мне, что ее муж - причудливый маньяк, которому безразлично
изящество, "маньяк, - повторила она, - просто маньяк, у него аппетита больше
к бутылке сидра, которую он будет распивать со всяким сбродом в прохладе
нормандской фермы". И очаровательная женщина в истовой любови к колоритам
местности рассказывает нам с воодушевлением, перехлестывающим края, о
Нормандии, где они жили, Нормандии, которая как бы необъятный английский
парк с душистыми крупными насаждениями в духе Лоренса, бархатистостью
криптомерий и фарфорованной каймой розовых гортензий натуральных лужаек,
мятьем сернистых роз, коих опадание на путях крестьян, где инкрустация двух
обнявшихся грушевых деревьев напоминает нечто орнаментальное, наводит на
мысли о небрежно клонящихся цветущих ветвях на бронзе канделябров Готьера,
Нормандии, о которой отдыхающие парижане забыли знать, Нормандии, сокрытой
оградой участка, забора, который, доверились мне Вердюрены, без труда
кое-кого пропустит. |