|
– Вам скучно? – вдруг сказала она, и в голосе её слышались и вопрос и сомнение. «Скучно! – подумал он, – слово найдено! Да! это мучительная, убийственная скука! вот уж с месяц этот червь вполз ко мне в сердце и точит его… О, боже мой, что мне делать? а она тол-кует о любви, о супружестве. Как её образумить?» Она села за фортепиано и сыграла несколько любимых его пьес. Он не слушал и всё думал свою думу. У Юлии опустились руки. Она вздохнула, завернулась в шаль и бросилась в другой угол дивана, откуда взорами с тоской наблюдала за Александром. Он взял шляпу. – Куда вы? – спросила она с удивлением. – Домой. – Ещё нет одиннадцати часов. – Мне надо писать к маменьке: я давно не писал к ней. – Как давно: вы третьего дня писали. Он молчал: сказать было нечего. Он точно писал и как-то вскользь сказал ей тогда об этом, но забыл; а любовь не забывает ни одной мелочи. В глазах её всё, что ни касается до любимого предмета, всё важный факт. В уме любящего человека плетётся многосложная ткань из наблю-дений, тонких соображений, воспоминаний, догадок обо всём, что окружает любимого человека, что творится в его сфере, что имеет на него влияние. В любви довольно одного слова, намёка… чего намёка! взгляда, едва приметного движения губ, чтобы составить догадку, потом перейти от неё к соображению, от соображения к решительному заключению и потом мучиться или блаженствовать от собственной мысли. Логика влюблённых, иногда фальшивая, иногда изумительно верная, быстро возводит здание догадок, подозрений, но сила любви ещё быстрее разрушает его до основания: часто довольно для этого одной улыбки, слёзы, много, много двух, трёх слов – и прощай подозрения. Этого рода контроля ни усыпить, ни обмануть невозможно ничем. Влюблённый то вдруг заберёт в голову то, чего другому бы и во сне не приснилось, то не видит того, что делается у него под носом, то проницателен до ясновидения, то недальновиден до слепоты. Юлия вскочила с дивана, как кошка, и схватила его за руку. – Что это значит? куда вы? – спросила она. – Да ничего, право, ничего; ну, мне просто спать хочется: я нынче мало спал – вот и всё. – Мало спали! как же сами сказали давеча утром, что спали девять часов и что у вас даже оттого голова заболела?.. Опять нехорошо. – Ну, голова болит… – сказал он, смутившись немного, – оттого и еду. – А после обеда сказали, что голова прошла. – Боже мой, какая у вас память! Это несносно! Ну, мне престо хочется домой. – Разве вам здесь нехорошо? Что у вас там, дома? Она, глядя ему в глаза, недоверчиво покачала головой. Он кое-как успокоил её и уехал. «Что, ежели я не поеду сегодня к Юлии?» – задал себе вопрос Александр, проснувшись на другой день поутру. Он прошёлся раза три по комнате. «Право, не поеду!» – прибавил он решительно. – Евсей! одеваться. – И пошёл бродить по городу. «Как весело, как приятно гулять одному! – думал он, – пойти – куда хочется, остановиться, прочитать вывеску, заглянуть в окно магазина, зайти туда, сюда… очень, очень хорошо! Свобода – великое благо! Да! именно: свобода в обширном, высоком смысле значит – гулять одному!» Он постукивал тростью по тротуару, весело кланялся со знакомыми Проходя по Морской, он увидел в окне одного дома знакомое лицо. Знакомый приглашал его рукой войти. Он погля-дел. Ба! да это Дюмэ! И вошёл, отобедал, просидел до вечера, вечером отправился в театр, из те-атра ужинать. О доме он старался не вспоминать: он знал, `что там ждёт его. В самом деле, по возвращении он нашёл до полдюжины записок на столе и сонного лакея в передней. Слуге не велено было уходить, не дождавшись его. |
