|
Он ни взглядом, ни словом, ни движением не обнаружил сочувствия, – стоял точно деревянный, пере-минаясь с ноги на ногу. Его хладнокровие вывело её из себя. Посыпались угрозы и упрёки. Кто бы узнал в ней кроткую, слабонервную женщину? Локоны у ней распустились, глаза горели ли-хорадочным блеском, щёки пылали, черты лица странно разложились. «Как она нехороша!» – думал Александр, глядя на неё с гримасой. – Я отмщу вам, – говорила она, – вы думаете, что так легко можно шутить судьбой женщи-ны? Вкрались в сердце лестью, притворством, овладели мной совершенно, а потом кинули, когда я уж не в силах выбросить вас из памяти… нет! я вас не оставлю: я буду вас всюду преследовать. Вы никуда не уйдёте от меня: поедете в деревню – и я за вами, за границу – и я туда же, всегда и везде. Я не легко расстанусь с своим счастьем. Мне всё равно, какова ни будет жизнь моя… мне больше нечего терять; но я отравлю и вашу: я отмщу, отмщу; у меня должна быть соперница! Не может быть, чтоб вы так оставили меня… я найду её – и посмотрите, что я сделаю: вы не будете рады и жизни! С каким бы наслаждением я услыхала теперь о вашей гибели… я бы сама убила вас! – крикнула она дико, бешено. «Как это глупо! нелепо!» – думал Александр, пожимая плечами. Видя, что Александр равнодушен и к угрозам, она вдруг перешла в тихий, грустный тон, потом молча глядела на него. – Сжальтесь надо мной! – заговорила она, – не покидайте меня; что я теперь без вас буду делать? я не вынесу разлуки. Я умру! Подумайте: женщины любят иначе, нежели мужчины: нежнее, сильнее. Для них любовь – всё, особенно для меня: другие кокетничают, любят свет, шум, суету; я не привыкла к этому, у меня другой характер. Я люблю тишину, уединение, книги, музыку, но вас более всего на свете… Александр обнаружил нетерпение. – Ну, хорошо! не любите меня, – с живостию продолжала она, – но исполните ваше обеща-ние: женитесь на мне, будьте только со мной… вы будете свободны: делайте, что хотите, даже любите, кого хотите, лишь бы я иногда, изредка видела вас… О, ради бога, сжальтесь, сжаль-тесь!.. Она заплакала и не могла продолжать. Волнение истощило её, она упала на диван, закрыла глаза, зубы её стиснулись, рот судорожно искривился. С ней сделался истерический припадок. Через час она опомнилась, пришла в себя. Около неё суетилась горничная. Она огляделась кру-гом. «А где же?..» – спросила она. – Они уехали! – Уехал! – уныло повторила она и долго сидела молча и неподвижно. На другой день записка за запиской к Александру. Он не являлся и не давал ответа. На тре-тий, на четвёртый день то же. Юлия написала к Петру Иванычу, приглашая его к себе по важно-му делу. Жену его она не любила, потому что она была молода, хороша и приходилась Алексан-дру тёткой. Пётр Иваныч застал её не шутя больной, чуть не умирающей. Он пробыл у ней часа два, потом отправился к Александру. – Каков притворщик, а! – сказал он. – Что такое? – спросил Александр. – Смотрите, как будто не его дело! Не умеет влюбить в себя женщину, а сам с ума сводит. – Я не понимаю, дядюшка… – Чего тут не понимать? понимаешь! Я был у Тафаевой: она мне всё сказала. – Как! – пробормотал Александр в сильном смущении. – Всё сказала! – Всё. Как она любит тебя! Счастливец! Ну, вот ты всё плакал, что не находишь страсти: вот тебе и страсть: утешься! Она с ума сходит, ревнует, плачет, бесится… Только зачем вы меня путаете в свои дела? Вот ты женщин стал навязывать мне на руки. Этого только недоставало: потерял целое утро с ней. Я думал, за каким там делом: не имение ли хочет заложить в Опекун-ский совет… она как-то говорила… а вот за каким: ну дело! – Зачем же вы у ней были? – Она звала, жаловалась на тебя. |
