|
Где он берёт и за какие деньги – это его тайна. Приехал и Сурков. Туалет его был свеж, но в каждой складке платья, в каждой безделице резко проглядывала претензия быть львом, превзойти всех модников и самую моду. Если, например, мода требовала распашных фраков, так его фрак распахивался до того, что походил на распростёртые птичьи крылья; если носили откидные воротники, так он заказывал себе такой воротник, что в своём фраке он похож был на пойманного сзади мошенника, который рвётся вон из рук. Он сам давал наставления своему портному, как шить. Когда он явился к Тафаевой, шарф его на этот раз был приколот к рубашке булавкой такой неумеренной величины, что она походила на дубинку. – Ну что, достали? – раздалось со всех сторон. Сурков только что хотел отвечать, но, увидев Адуева с племянником, вдруг остановился и поглядел на них с удивлением. – Предчувствует! – сказал Пётр Иваныч тихо племяннику. – Ба! да он с тростью: что это значит? – Это что? – спросил он Суркова, показывая на трость. – Давеча выходил из коляски… оступился и немного хромаю, – отвечал тот, покашливая. – Вздор! – шепнул Пётр Иваныч Александру. – Заметь набалдашник: видишь золотую львиную голову? Третьего дня он хвастался мне, что заплатил за неё Барбье шестьсот рублей, и теперь показывает; вот тебе образчик средств, какими он действует. Сражайся и сбей его вон с этой позиции. Пётр Иваныч указал в окно на дом, бывший напротив. – Помни, что вазы твои, и одушевись, – прибавил он. – На завтрашний спектакль имеете билет? – спросил Сурков Тафаеву, подходя к ней тор-жественно. – Нет. – Позвольте вам вручить! – продолжал он и досказал весь ответ Загорецкого из «Горе от ума». Усы офицера слегка зашевелились от улыбки. Пётр Иваныч искоса поглядел на племянни-ка, а Юлия Павловна покраснела. Она стала приглашать Петра Иваныча в ложу. – Очень вам благодарен, – отвечал он, – но я завтра дежурный в театре при жене; а вот поз-вольте представить вам взамен молодого человека… Он показал на Александра. – Я хотела просить и его; нас только трое: я с кузиной, да… – Он вам заменит и меня, – сказал Пётр Иваныч, – а в случае нужды и этого повесу. Он указал на Суркова и начал что-то тихо говорить ей. Она при этом два раза украдкою взглянула на Александра и улыбнулась. – Благодарю, – отвечал Сурков, – только не худо было бы предложить этот замен порань-ше, когда не было билета: я бы посмотрел тогда, как бы заменили меня. – Ах! я вам очень благодарна за вашу любезность, – с живостью сказала хозяйка Суркову, – но не пригласила вас в ложу потому, что у вас есть кресло. Вы, верно, предпочтёте быть прямо против сцены… особенно в балете… – Нет, нет, лукавите, вы не думаете этого: променять место подле вас – ни за что! – Но оно уж обещано… – Как? Кому? – Monsieur Рене. Она показала на одного из бородатых иностранцев. – Oui, madame m'a fait cet honneur… – живо забормотал тот. Сурков, разиня рот, поглядел на него, потом на Тафаеву. – Я переменюсь с ним: я предложу ему кресло, – сказал он. – Попробуйте. Бородач и руками и ногами. – Покорно вас благодарю! – сказал Сурков Петру Иванычу, косясь на Александра, – этим я вам обязан. – Не стоит благодарности. Да не хочешь ли в мою ложу? нас только двое с женой: ты же давно с ней не видался: поволочился бы. Сурков с досадой отвернулся от него. Пётр Иваныч тихонько уехал. Юлия посадила Алек-сандра подле себя и говорила с ним целый час. Сурков вмешивался несколько раз в разговор, но как-то некстати. |
